Петр Замойский - Повести

— Итак, хозяин, хотя вы нас угощать не собираетесь, но все равно разговор у нас с вами будет веселый.

— Очень приятно… О чем же у нас веселый разговор?

— О многом. Например о весне, о солнце, о птичках. Вы же человек умный, университет окончили…

— Это не к месту, — сердито перебил он.

— А зачем мы пришли, вы знаете. И давайте нгч–нем разговор так, как его ведут во многих селах с помещиками. Только там начинают по–другому, а мы… ну, по душам, что ли! Поругаться всегда можно.

’ — Землю в аренду я никому сдавать не буду! — вдруг заявил он. — Никому! И ни за какую цену! у меня были мужики из Кокшая, с которыми у вас каждый год вражда. Я им отказал. Я решил помирить вас с ними.

— Спасибо, Иван Александрович, за мир.

— Это одно. Потом у меня контракты на поставку государству хлеба и сена. Контракты надо выполнять. Не выполню — подорву основу свободы, с которой вы меня… поздравить пришли, — неожиданно закончил он. — Ясно?

— Очень, гражданин Сабуренков. Вы что же, решили сами засеять все четыреста пятьдесят две десятины?

— Вы сказали точную цифру.

— Еще бы! Наши деды и отцы наперечет знают каждую межу этой земли. Вам не говорили, что тут было лет десяток тому назад?

— Знаю хорошо.

— Тем лучше… Стало быть, поставки, контракты, и засеваете сами? Мужики, слышали? — обернулся я к уполномоченным.

— Все слышно, — проговорил Филя и зачем‑то встал. — На кого он надеется?

— На военнопленных, — сказал Сабуренков.

— Мы их снимем! — повысил голос Филя.

Сабуренков посмотрел на меня, а я, довольный Филей, заметил:

— Видите? Это глас народа. А там, за оградой, вы услышите не только глас, но и рев. Имейте в виду, что к самый смирный человек во всем селе.

— Вряд ли! — усомнился он.

— Истинно, — ответил я ему. — Но давайте говорить серьезно.

— Давайте, только поскорее.

— Мы не задержим. Постановление губернского съезда крестьян читали?

Вынув из‑за пазухи отпечатанное на синей бумаге постановление, я положил его перед помещиком. Он внимательно прочел его и, отодвигая ко мне, сказал:

— Это постановление неправительственное.

— Вам с печатью нужно?

— Прокламация.

— Да, прокламация, декларация, воззвание, но нам все равно. Нам земля нужна. И мы эту землю возьмем. Отберем ее у вас, гражданин Сабуренков, — проговорил я, уже не ощущая робости.

— На каком основании?

— Умный человек вы… На основании революции…

— Силой?..

— Конечно.

— Интересно, — побледнел он, не ожидая такого поворота. — Революции разные бывают. Вот во Франции была…

— Не знаю, какая там была, но у нас такая — отдай землю!

— Земельный вопрос решит…

— Учредительное собрание, — подсказал я.

— А пока Временное правительство дало губернским комиссарам приказ…

— Подписанный князьями Львовым и Урусовым, — снова перебил я. — Не беспокойтесь, эти приказы у нас есть.

— Так вы что же, не подчиняетесь Временному правительству, что ли? — спросил Сабуренков, удивленно глядя на меня.

— Наоборот, мы хотим облегчить его работу в будущем.

— Постановление об охране посевов знаете?

— Есть такое.

— О примирительных камерах?

— Тоже. Потому мы с вами так примирительно и говорим: отдайте землю, а то отберем.

Сабуренков опешил. Не дав ему опомниться, Филя добавил:

— Временно–временно. Все вы временные, а мы, мужики, постоянные. Чего с ним говорить?

— Говори теперь ты, — разрешил я Филе и начал закуривать.

— С вами говорил он мирно, — указал на меня Филя. — Думал, вы в разуме. И пришли было мы арендовать у вас землю по три с полтиной, да похоже, никак не выйдет. Так вот что: нынче же снимаем всех ваших австрийцев и отправляем их свергать своего царя. Завтра выезжаем сеять. Мы отбираем землю в народную пользу. Мы, фронтовики, кровь лили не за хвост собачий. Сдавайте дела, а сами можете ехать, куда хотите.

— В–вон! — вскочил вдруг Сабуренков, и краска залила его лицо. — Вон, хамье, большевики! — стукнул он кулаком по столу так сильно, что мужики наши вскочили со стульев, а солдатка–вдова испуганно охнула.

Не только Филя побледнел, но и меня от этого звериного крика бросило в озноб. Я воочию увидел настоящий облик врага. Страшная злоба охватила меня.

— Сядьте, помещик Сабуренков. Теперь вы…

Не успел я договорить, как вбежали два мужика.

— Шум там! — закричал один. — Кокшайские с кольями прибежали!

Ага, вон что!

Взглянул на Сабуренкова. Злая радость в его глазах.

— Вы посылали верхового?

— Идите вон!

— Ваша проделка вам дорого обойдется.

Издали донесся яростный шум. Там уже, наверное, драка.

— Мужики, надо идти, — сказал Федор. — Ну ее к черту, с землей!

Сабуренков вышел из‑за стола и, ни слова не говоря, направился к двери.

Мы с Филей переглянулись. Я ему кивнул, и он сразу, как тигр, так схватил Сабуренкова подмышки, что тот запрокинулся и ударился о грудь Фили затылком.

— Обыскать! — крикнул я. — Павел, лезь в карманы.

— Есть! — радостно крикнул Павел.

Из внутреннего кармана он вынул браунинг.

Сабуренков бился, пытаясь вырваться, но у Фили и медведь не вырвется.

— Степка, Федор, оставайтесь, караульте. К окну не подпускайте. Посадить его в угол! — приказал я. — Павел, в случае чего не жалей пули.

Едва вышли из дверей конторы, как лоб в лоб встретились с управляющим. Он отступил, схватился за карман.

— Руки вверх! — скомандовал Филя и наставил на него браунинг.

Я бросился к управляющему. В руках моих очутился скользкий блестящий пистолет.

А крики и шум неслись все сильнее.

— Ну‑ка, ведите его сюда вот, — открыл я дверь в контору. — Федор! — окликнул я. — Возьми кол, стань в двери, посматривай в окно. В случае чего бей их, как собак. Слышишь, Федор?

— Вот напасть… — прошептал он.

— Филя, — дрожащим голосом сказал я, идя к ограде. — Ты станешь на виду, браунинг держи наготове. Не кричи, не выступай. Кричать буду я.

И мы пошли. До нас долетали отдельные голоса, ругань, шум и свист. Что‑то сейчас будет? Неужели наши и кокшайские подерутся из‑за барской земли? Неужели помещику удастся стравить два села?

За высокой оградой усадьбы, на прогалине дубового леса, — огромная толпа. Шум, крики, ругань. Испокон веков ссорились два села. Барская земля граничила как с нашим, так. и с кокшайским полем.

Навстречу нам торопился плотник Фома.

— Скорей, скорей! Вот–вот начнется.

— Видим, что начнется, — ответил я, думая: «Что же мы можем сделать?»

Филя идет впереди, сердито расталкивая всех, кто не сторонится.

Всматриваюсь в лица наших сельчан. В их взглядах какая‑то надежда на нас. Будто мы, уполномоченные, только явившись, уже все уладим. Я поотстал от Фили. Куда его несет в самую свалку? Останавливаюсь и вслушиваюсь в перебранку. Вот народ! Все еще дразнят друг друга говором. Наши говорят не так, как они, а те не так, как наши. Но уже слышны более грозные голоса. На прогалине собралась молодежь. Несколько парней из Кокшая вызывают наших «на кулачки». К ним‑то и отправился Филя.