Лара Кацова - Не надо думать, надо кушать!

Теперь закрываем казанок крышкой, уменьшаем огонь на самый маленький и вспоминаем о матбухе через каждые полчаса. При необходимости добавляем воды. Все овощи должны стать мягкими, но не превратиться в пюре. Длительность приготовления колеблется от трех часов до шести. Все зависит от размера овощных кубиков. Порубили мелко – три часа, крупно – шесть. Решайте сами.

Могу честно сказать, что если вы не знаете, что такое еврейское терпение, то у вас таки есть шанс. Подавайте со свежим хлебом, используйте как соус к вашим любимым макаронам, с бараниной матбуха лучшая подружка, а с яйцами в виде шакшуки – самый долгожданный родственник с приданным.

СОВЕТ ОТ БАБУЛИ:

Матбуху, как и икру из синеньких, можно сделать побольше и хранить в стеклянных банках с крышкой. Можно сделать закрутку на зиму.

Если вы противник острого, перчик чили не добавляйте. Получится не классический вариант, но отсутствие волнения за ваш желудок таки важнее.

Не секрет, что Бабуля была женщиной аппетитной, как она сама себя называла. В ее градации размеров не существовало слов «толстая» или «полная». Бабуля предпочитала отзываться о себе и о знакомых терминами «в теле», «видная дама», «пампушка», «фигуристая» или на худой конец «дама с жопой широка страна моя родная». Если же находился смельчак, спрашивающий о ее желании или нежелании похудеть, Бабуля отвечала: «Не нравится – не ешьте и отойдите в сторону. Мне ваша диета нужна, как зайцу стоп-сигнал».

Особое значение в своем гардеробе Бабуля придавала женскому белью. Тут тоже существовала градация: бюстгальтер и трусы к врачу (почему-то к гинекологу обязательно трусы с кружевами), бюстгальтер и трусы на свидание, на привоз и на каждый день. Бабуля предпочитала белый цвет, поэтому нижнее белье тщательно вываривалось в коктейле из порошка, хозяйственного мыла и синьки для приятного оттенка, затем только бюстгальтеры крахмалились и вместе с труселями гладились и складывались в отдельный ящик комода, в котором в обязательном порядке хранилось пахучее мыло для придания белью нежного аромата.

В связи с тем что моя прабабушка наградила Бабулю седьмым размером, а наша советская легкая промышленность бюстгальтеров таких размеров не производила, на Молдаванке существовал подпольный цех тети Цили, куда раз в полгода мы отправлялись полялякать и заказать очередную партию. На тетю Цилю молилась и желала ей здоровья треть женского населения Одессы и Одесской области. К ней приходили как к раввину или секретарю горкома партии, испытывая настоящий трепет, уважение и надежду на обладание несметным богатством в виде аксессуаров нижнего белья нестандартных размеров. Бабулю тетя Циля уважала и выделяла из всех своих клиенток. Их объединяла особая страсть – оперетта. А так как Бабуля работала в театре музкомедии билетером, то тетя Циля на премьерах очередной постановки, будь то Кальман или Дунаевский, всегда сидела в первых рядах партера, чем была очень горда.

Папа, обожавший Бабулю с первой минуты знакомства, благоговел перед ней в целом. Но, как любимый зять и истинный мужчина, в разговоре с Мамой, со мной, сестрой или с друзьями особенно выделял красоту ее бюста и лодыжек. С каким упоением и восхищением он описывал мощь Бабулиной груди и утонченность нижней части ног! Это что-то!

Когда мы всей семьей собирались вместе за завтраком, обедом в выходные или за ужином после трудов праведных, Бабуля в обязательном порядке клала на грудь салфетку, чтобы не испачкаться. Если же она в суете забывала, Папа всегда, подавая ей это бумажное полотно и развернув полностью, с нежностью говорил: «Мама, не забудьте постелить это на ваш прекрасный трамплин!» И приговаривал дальше: «Я могу только представить, сколько мужчин хотело бы в нем застрять посередине и не вылезать уже никогда».

Мои ровесники наверняка помнят, что в старших классах школы существовал предмет под названием «военное дело». В моей школе его преподавал папин друг, подполковник запаса Абрам Менделевич Плюмбум. Я конечно же была на особом счету, и когда с трех попыток за минуту не смогла собрать автомат Калашникова, это стало настоящей трагедией для Плюмбума, вынужденного вкатить мне двойку. В срочном порядке его друг был информирован о моей неуспеваемости по самому важному, как считал Абрам Менделевич, предмету, и Папой было обещано, что за выходные он проведет со мной переподготовку для успешной сдачи экзамена.

Придя вечером домой после очередного свидания, я ощутила всю напряженность домашней обстановки. Мама, Папа и Бабуля тихо на первый взгляд сидели на кухне, пили чай с сухариками и вареньем, уставившись в телевизор, который вещал новости с обзором очередных побед социализма. Именно эта тишина означала «разбердон полетов», как называла Бабуля очередную душевно-воспитательную беседу со мной или с сестрой.

– Ну и? – спросила я. – Шо не так и шо не эдак?!

Синхронное поднятие голов моих ближайших родственников, их взгляд со всей грустью еврейского народа означал не что иное, как этот самый разбердон.

– Доца! – начала свой монолог Бабуля. – Ну ты же чья доца?

Я уверенно ответила:

– Ваша я!

– Таки это да, – продолжила Бабуля. – Но ты не просто наша доца, ты доца уважаемых людей!

Тут я, не понимая намека, взмолилась:

– А шо я натворила-то?!

– Ты не собрала автомат Калашникова, а это неприемлемо в семье подполковника авиации! – гордо сказала Мама.

– В общем, мы всё придумали: будем репетировать на Бабулином бюстгальтере. Там семнадцать пуговиц, застегнешь за минуту – автомат Калашникова тогда не страшен! – сказал Папа.

Такого креативного решения я не ожидала, но ничего другого, как согласиться, мне не оставалось. На следующее утро мы вчетвером приступили к выполнению операции «Застегнуть за минуту». Исследовав испытуемый материал и выбрав подходящую модель, мы договорились о месте дислокации каждого. Папа должен был стоять за дверью с секундомером, Мама рядом с ним подбадривала меня словами: «Давай еще, давай быстрей!» Мы же с Бабулей расположились в комнате. Когда бюстгальтер был надет, Бабуля упирала руки в боки, становилась в позу прыгуна в длину с правой толчковой, я орала: «Готова!» – и начиналась тренировка.

Через два часа я укладывалась уже в 58 секунд. Моя переподготовка была успешно окончена, и Папа с гордостью объявил Плюмбуму по телефону, что я созрела на все сто и не только сам Плюмбум, но и Калашников после сдачи зачета останутся мною довольны.