Энтони Бурден - О еде: cтрого конфиденциально. Записки из кулинарного подполья

Что-то должно было измениться. Я понимал, что надо собраться. Слишком долго меня носило на Летучем Голландце, слишком долго я не думал о будущем, просто переходил от ощущения к ощущению. Я понимал, что стал позором для семьи, а у друзей вызывал лишь разочарование, я и сам себе был противен, ни выпивка, ни наркотики больше не могли заглушить этого чувства. Теперь мне не хотелось даже брать трубку, когда звонил телефон. Жалобы на автоответчике, что меня никогда не застать, вызывали во мне только раздражение. Если звонили с хорошими новостями, я завидовал; если с плохими, то я уж точно не мог помочь. Что я ни скажи окружающим, получилось бы некстати. Открывая раковины устриц и смешивая коктейли, я начал понимать, что сижу в глубокой темной дыре и что действительно пора оттуда выбираться.

Вот один эпизод из моих скитаний по пустыне.

Дела шли плохо. На дворе был август, а рождественская елка все еще лежала бурой грудой мертвых иголок в моей темной, практически не используемой гостиной. Мне стыдно было нести ее на помойку — не хотелось, чтобы соседи видели, как низко я пал. В конце концов мы с моей подругой предприняли поистине героическую попытку избавиться от этого позора — расчленили елку, как мертвое тело, сложили ее части в пластиковые пакеты, под покровом ночи спустились на несколько лестничных пролетов и оставили пакеты под дверью знакомого наркодилера. Пусть расхлебывает — решили мы.

Я утвердился в статусе безработного. В ответ на рассылаемые резюме — приглашали на собеседования с такими явными болванами, что даже меня, стреляного воробья, воротило от перспективы работать с ними. Например, один парень намеревался открыть ресторан под Марлу Мэйплз; Марла Мэйплз пела бы наверху, в коктейльном зале, привлекая толпы состоятельных гурманов. Когда я пришел на собеседование, консультант по фэн-шуй прокладывал вокруг строившегося ресторана специальную канавку, без которой было ну никак нельзя. Я сразу понял, что не подхожу им, и намеренно завалил интервью.

Один известный нью-йоркский ресторатор пригласил меня на собеседование по задуманному им грандиозному преобразованию гротескового и монструозного ширпотреба в прекрасное французское бистро. Я согласился на эту работу не глядя, положившись на его репутацию, а также прельстившись щедрой оплатой и перспективой готовить изысканную французскую еду, в которой он и сам, по правде говоря, очень плохо разбирался. Но продержался я там всего один вечер. Вопящие дети толклись около диспетчера, выстраивались в очередь за коробками с ланчем, мишками-гумми, майками и кожаными куртками по оптовым ценам. Официанты с микрофонами подначивали клиентов: «Ну-ка назовите эту телевизионную программу!», а из динамиков величиной с «фольксваген» несся саундтрек из «Зеленых просторов». Еда была такая, какой можно ожидать, летя туристическим классом в Уганду: бургеры со сваренными в пакете овощами, кусочки бекона, грязноватые на вид ломтики мяса, сперва недожаренные, а после оставленные «дозревать» в жиру в паровой камере. Все это надрывало сердце, и к концу вечера я нацарапал записку владельцу, что-то вроде: «И десяти минут больше не выдержу в этой заднице! Мне все равно, что вы намерены превратить это безобразие в „Лютецию“ — оно слишком ужасно СЕЙЧАС».

Пара стариков за семьдесят пригласила меня в новый ресторан, специализирующийся на морепродуктах, в Верхнем Ист-Сайде, но когда я связался с одним знакомым рыбным оптовиком и рассказал ему об этом предложении, он просто взвыл:

— Да они же злостные неплательщики! Я знаю еще одно их заведение — зарплату там сроду вовремя не выдавали.

Я поблагодарил его за информацию и вежливо отказался от собеседования.

Целыми днями я лежал в постели, парализованный тоской, стыдом и раскаянием. Все пепельницы в доме были полны окурков, повсюду валялись неоплаченные счета и грязная одежда. Я лежал ночами без сна с беспокойно бьющимся сердцем, терзаемый приступами ужаса и такого отвращения к себе, что только мысль о прыжке с шестого этажа приносила мне некоторое успокоение и позволяла забыться нездоровым сном.

Наконец я напал на вакансию, которая внушала доверие. Это был стейкхаус на Парк авеню с большой клиентурой (в основном, бизнесмены), занимающий респектабельное 24-е место в путеводителе «Загат» и имеющий продуманное представительство в Хэмптоне. Там готовили высококачественные стейки, подавали настоящие, мужские порции морепродуктов, огромные мартини, односолодовый шотландский виски, и у них, конечно же, имелась комната для курения сигар. Направляясь в деловой район города, я был совершенно уверен, что а) здесь меня не постигнет разочарование; б) со стейками я справлюсь в два счета. За пятнадцать лет я узнал все, что можно знать о говядине, свинине, телятине, о жарке на гриле и запекании в духовке. Это была простая, честная еда, которую я всегда возьмусь приготовить и не перетружусь при этом. Спецпредложения можно будет слегка «подтянуть» — в мясных ресторанах с ними дела обычно обстоят неважно, и морепродукты не отличаются разнообразием. Я был уверен, что в этом заведении многое можно усовершенствовать.

Как обычно, я приехал на собеседование на полчаса раньше назначенного времени. Нервничал. Хотелось пить. Решил промочить горло пинтой пива. Вообще-то, я склонен чрезмерно анализировать вопросы, задаваемые на собеседовании, и отвечать как-нибудь похитрее, а такое вовсе не приветствуется, когда речь идет о должности шеф-повара. Так что я решил, что пиво немного притормозит меня, поможет расслабиться.

Я нырнул в приветливо манящий паб для рабочих — бармен-ирландец, сухие соленые крендельки в мисках на стойке, Ван Моррисон из музыкального автомата. Сделав несколько глотков, я почувствовал себя как дома — с кружкой выдыхающегося пива в руке, в толпе выпивающих среди бела дня. Я отхлебывал, курил и жадно поглядывал на блюдо с жареными куриными крылышками на стойке. Нельзя есть перед собеседованием, напомнил я себе; мне вовсе не хотелось, чтобы потенциальный босс, расспрашивая о моей блестящей карьере, вдруг увидел у меня между зубами волокна куриного мяса. Время шло, и мне уже хотелось послать это собеседование ко всем чертям, остаться здесь на целый день, бросить несколько монеток в музыкальный автомат, — чтобы сыграл «Езду по волшебному ковру» Степпенвульфа, и заказать еще несколько кружек пива «Басс Эль». Как было бы славно, мечтал я, получать деньги — тысячу двести долларов в неделю — просто за то, что оттягиваешься в ирландских барах, сидишь себе в полутемном помещении и пьешь пиво. Насколько это приятнее, чем принимать новую кухню и отираться там среди потных тел. Но деньги были очень нужны. Пора было возвращаться в игру.