Степан Давыдюк - Плененные шахматами

Реакция иностранца была неожиданной. Будучи полностью убежденным, что ответ его на польском языке означает «благодарю» или «взаимно», улыбаясь, он громко произнес:

– Макарчик!

По прибытии в Швейцарию на турнир претендентов (Нейхаузен-Цюрих, 1953 год), едва делегация советских шахматистов сошла на перрон, как корреспондент какой-то швейцарской газеты попросил всех сфотографироваться.

На следующий день появился снимок, а под ним подпись: «Гости с востока говорят только на их родном языке, и единственное, что можно от них услышать, это немецкое „ауфвидерзеен“».

Не думал корреспондент, что делая свои поспешные выводы, попадет впросак. Ведь почти все члены советской делегации, что вскоре они и доказали, владели одним-двумя, а то и многими иностранными языками.

– Правда, есть у нас одно исключение, – сказал кто-то из шахматистов, посмеиваясь над нелепой выдумкой корреспондента. – Это Петросян. Но, строго говоря, он тоже хорошо знает три языка: русский, армянский и грузинский. Применить свои знания Петросяну в Швейцарии не довелось, однако…

В 1954 году сборная команда советских шахматистов летела на матч в Аргентину. По пути самолет сделал посадку в столице Уругвая городе Монтевидео.

Как только наши шахматисты сошли с самолета, их обступили корреспонденты. Многочисленные вопросы следовали один за другим. Переводчик едва успевал помогать в беседе.

Вдруг кто-то заметил, что в нескольких шагах от основной группы легко и непринужденно беседует с уругвайцем… Тигран Петросян. Изучению испанского языка перед полетом в Латинскую Америку было уделено некоторое время, но трудно представить, что кто-либо смог так преуспеть в области лингвистики.

Все были приятно удивлены успехам Петросяна, так быстро освоившего испанский язык, пока не выяснили, что беседовал он с уругвайцем… по-армянски.

Хорошее знание многих языков не раз помогало гроссмейстеру Сало Флору, однако однажды и он оказался бессильным. Летом 1968 года экс-чемпион мира Макс Эйве и Сало Флор находились в Грузии. В один из дней их пригласили посетить чемпионат республики среди женщин, проходивший в небольшом городке Душети.

Сразу по приезде Флор попросил Александрию:

– Нана, дорогая, расскажи что-либо о турнире, а я переведу гостю.

Юная грузинка улыбнулась и сама заговорила по-английски. От удивления Сало Михайлович не сразу сообразил, что ему делать, а потом пошутил:

– Значит, Нана, ты оставила меня без работы!

Макс Эйве остался доволен беседой, понравилось ему и все остальное: здешняя природа, гордые горы и особенно гостеприимные хозяева. А вот Флору срочно надо было ехать в Тбилиси, и Сало Михайлович насколько мог деликатно напомнил Максу Эйве об этом. Видя, что экс-чемпион не обращает внимания на его просьбы, Флор решил сделать своему другу выговор. Сначала он попытался заговорить по-английски, но вспомнив, что Нана прекрасно все понимает и переведет всем, перешел на немецкий. Но не успел Флор завершить и первого предложения, как тбилисский шахматный журналист Гиви Гамракели перевел все сказанное, а затем обратился к Эйве:

– Многоуважаемый доктор, все просят вас остаться!

– Конечно останусь. Сало спешит, но все же подождет меня.

Флор не смог сдержать улыбки:

– Грузинское гостеприимство всех обвораживает. Меня оно сегодня заматовало дважды, и я теперь не знаю такого языка, чтобы тайно сказать что-нибудь Максу Эйве. Вы победили! Мы остаемся!

Лишь поздно вечером, когда кругом была уже мгла и не стало видно гор, гость из Голландии попрощался с душетцами и уехал в Тбилиси.

Большинство бразильцев разговаривают на португальском языке. Если иностранцы во время межзонального турнира (Петрополис, 1973 год) пытались заговорить с тренером-секундантом Льва Полугаевского Владимиром Багировым на незнакомом ему языке, то он всегда спрашивал собеседника:

– Ю спик инглиш?

Однажды к Багирову подошел вице-президент Американской шахматной федерации Эд Эдмонсон и заговорил с ним. Багиров не понял его английского с американским акцентом и спросил:

– Ю спик инглиш?

На что Эдмонсон находчиво ответил по-русски:

– Да, я немного говорю по-английски.

Редактору одного французского журнала известный американский составитель шахматных задач Сэмюэль Лойд написал письмо на французском языке. Этим он рассчитывал на быстрое получение ответа.

Ответ пришлось ждать довольно долго. Наконец он пришел. Очень любезное письмо редактора заканчивалось припиской: «Если вы когда-нибудь еще будете мне писать, то, пожалуйста, пишите по-английски. Некоторые французы понимают этот язык. А то мне только с большим трудом удалось найти переводчика с вашего… французского языка».

Целый день шахматисты одного из подмосковных городов искали среди местных жителей человека, который знает венгерский язык. Вечером перед ними должен был выступить гроссмейстер Ласло Сабо из Будапешта, участвовавший в московском международном турнире 1963 года. Традиционный сеанс одновременной игры и лекцию «Все о шахматах и шахматистах» ждали с нетерпением.

В конце концов поиски переводчика завершились успехом, и он вместе с гроссмейстером вышел на сцену.

– Благодарю вас за теплую встречу, – сказал Сабо по-русски и прочитал лекцию на русском языке, что явилось приятным сюрпризом для всех собравшихся.

Своего крупнейшего успеха Исаак Болеславский добился на турнире претендентов (Белград, 1950 год): разделил с Давидом Бронштейном первое-второе места. В это время тренером-секундантом гроссмейстера был мастер Алексей Сокольский, характером напоминающий своего коллегу. Оба были скромны, молчаливы, немного замкнуты.

Вечером после игры они любили побродить по тихим аллеям будапештского парка Маргит-Сигета, не говоря друг другу ни слова. Иногда к ним подходили другие участники турнира и ради шутки вызывали Сокольского на какой-нибудь разговор. Видя, как его тренер «непривычно много» говорит, Болеславский отворачивался и, махнув рукой, сердито ворчал:

– Болтун!

Все мысли Болеславского в то время были настолько подчинены интересам турнира, что несколько слов, сказанных в течение часа, казались ему лишними.

Под стать Болеславскому был знаменитый художник Ганс Макарт. Он с удовольствием играл в шахматы, но терпеть не мог, если его партнер во время игры произносил хотя бы слово.

Одному господину, который желал познакомиться с Макартом, посоветовали достичь этой цели посредством шахмат. Его предупредили о странности художника, и партия протекала при глубоком молчании. Вместо слова «шах» партнеры дотрагивались рукой до короля противника.