Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Человеческий мозг составляет два процента массы человеческого тела, но потребляет больше двадцати процентов вдыхаемого кислорода и контролирует сто процентов действий этого тела. Поэтому если сравнить, какую территорию он занимает, с тем, какую власть он имеет — это действительно мощная сила. И хотя со временем (особенно в последние двадцать лет), мы узнали многое про наш мозг, мы еще очень далеки от полного понимания. Каждое открытие сравнимо с дверью, ведущей к новым вопросам; каждая раскрытая тайна ведет к новой тайне. Для ученого-исследователя, в центре интересов которого находится мозг, лаборатория, должно быть, иногда кажется зеркальной комнатой; для меня и моего отчасти случайного исследования мозга, бывают дни, когда я чувствую, как будто я иду по кромке Большого Каньона, постоянно рискуя сделать один большой неверный шаг. И всегда, прямо перед падением, мне приходит в голову тот же вопрос: А как я сюда попала?

Как ни была успешна моя схема лечения зипрексой, я, как всегда, беспокоилась по поводу побочных эффектов; в конце концов, это был относительно новый препарат. И потом была досадная прибавка в весе, с которой мне было сложно бороться. Поэтому опять я стала интересоваться снижением дозы. Могу ли я это сделать, и, если да, то как далеко могу я зайти, все еще оставаясь в безопасности? Когда я обсудила это с Капланом, он согласился попробовать это со мной в этот раз, но при одном абсолютном условии: если, по его мнению, я буду не в порядке, и он решит, что мне нужно повысить дозу, я это сделаю немедленно — никаких торгов, никаких уверток.

«Вы должны мне это пообещать», — сказал он твердо.

«Хорошо», — согласилась я. — «Зато честно».

По мере снижения дозы в течение следующих нескольких недель, я почувствовала, как потихоньку стал надвигаться туман, ранний знак начала дезорганизации. Я сжала зубы и сконцентрировалась на работе. Я могу к этому приспособиться, думала я. Это пройдет. Надо просто подождать. Я полетела на восток страны на десятую годовщину нашего выпуска (сопровождаемая знакомыми ужасами во время полета), и во время вечерней программы в Йеле я большую часть времени сидела рядом со Стивом, и боролась с позывом вскочить с моего кресла и закричать об ужасных созданиях, парящих вокруг меня.

Когда я вернулась домой и рассказала об этом Каплану, он быстро расторг наше соглашение: я должна была вернуться обратно к обычной здоровой дозе зипрексы. Мы сошлись на моей обычной дозе в сорок миллиграммов, двойной дозе по сравнению с рекомендованным производителем максимумом, но срабатывающей в моем случае.

Вскоре после этого я поехала в Сан-Франциско, где должна была представить две работы на конференции по диссоциативным расстройствам, которая длилась неделю. Очевидно, что период воздержания от зипрексы оказался гораздо тяжелее для моего организма, чем я думала, оставив меня уязвимой и даже несколько хрупкой. Я начала чувствовать себя «не так» вскоре после приезда в отель. Опять я стиснула зубы и сфокусировалась на моей работе и на моих обязанностях на конференции, надеясь, что никто ничего не заподозрит. Но галлюцинации и расстройство личности усилились; я трещала по всем швам. Я позвонила Каплану.

«Если вы можете, представьте свою работу в субботу, как и планировалось, — сказал он, — и возвращайтесь. Потом вы можете вернуться на конференцию утром в среду, чтобы представить вторую».

На каком-то уровне его предложение имело смысл; я никогда не чувствовала себя хорошо на незнакомой территории, но, может быть, я смогу вернуть контроль, когда вернусь в Лос-Анджелес, в мою собственную квартиру или под укрытие моего офиса. Но по мере обдумывания предложения Каплана, я решила, что оставить конференцию будет признаком провала. Из двух зол — быть больной или потерпеть поражение — я легче могла перенести первое. И я решила остаться.

И в этот момент моя болезнь приняла новый, ужасный оборот. По какой-то причине я решила, что Каплан и Стив были самозванцами. Они выглядели так же, они звучали так же, они были идентичны оригиналу по всем показателям — но они были подменены кем-то или чем-то. Была ли это работа пришельцев? Я не могла этого знать, и я была в ужасе.

Гораздо позже я узнала, что то, что я испытывала, называлось синдромом Капгра [33] Синдром Капгра, также известный как бред Капгра, синдром неузнавания, синдром или бред ложного узнавания (англ. misidentification delusion), — психопатологическое расстройство, при котором больной убежден, что кого-то из его окружения (мужа, жену, родителей и т. п.) заменил его двойник («симптом отрицательного двойника»), либо когда больной принимает неизвестных лиц за знакомых, родственников («симптом положительного двойника»). Больной также может утверждать, что плохие поступки, которые приписывают его авторству, совершил его двойник, который в точности похож на него. . Научная литература об этом синдроме сравнивает ощущение, которое он вызывает, с культовым фильмом «Вторжение похитителей тел». В моем мозгу люди, от которых я так зависела, просто исчезли, и эти двое, которые остались, были не теми людьми, которыми притворялись. Поэтому я не могла доверять ни одному из них.

Это было очень тяжело, но я сделала доклад в среду и улетела обратно в Лос-Анджелес, в полном раздрае и паранойе. За почти десять лет лечения я не пропустила ни одного приема с Капланом. Теперь я не пошла на следующих два запланированных сеанса, и не позвонила ему, чтобы сказать, почему. Тогда он позвонил мне. «Элин, вы не пришли на прием. Что происходит?»

Я не ответила. Это не он. Не говори ни слова, это не он.

«Элин, что происходит?»

Ничего.

«Я думаю, это очень важно, чтобы вы приходили на сеансы», — сказал он. — «Я ожидаю вас у себя завтра. Могу ли я что-нибудь для вас сделать?»

«Я знаю, что происходит, и кто вы такой», — сказала я в конце концов.

«Это нас никуда не приведет», — сказал он. — «Говорите прямо».

Ничего. Нет ответа. Потому что вы — это не вы.

«Хорошо, тогда до встречи завтра», — и он повесил трубку.

Я не пришла на следующий прием.

Стив, чувствуя, что что-то не в порядке, звонил часто. Я не отвечала и не перезванивала.

Уилл, конечно, понимал, что я была очень возбуждена, но не знал, почему. «Что происходит?» — спросил он.

«Двое, которые называют себя Капланом и Стивом — самозванцы», — сказала я. «Настоящие исчезли, и были заменены; те, которые оставляют мне сообщения на автоответчике — фальшивые».

К его огромной чести, Уилл остался спокоен. Я предупредила его, что такое может случиться, и вот оно произошло. «Может быть, я должен позвонить Стиву», — сказал он.