Марк Каганцов - Байки о «Скорой»

Вызов к молодому мужчине. У него — инфаркт миокарда. Потрудились на славу: вывели больного из рефлекторного шока, обезболили, нормализовали гемодинамику, везем его на носилках в больницу. Тут моя фельдшерица и говорит больному: «Плохая болезнь — инфаркт. Старики еще как-то выкарабкиваются, а вашего возраста — все до одного помирают!»

Попадаем мы с ней как-то на вызов к одному известному в городе врачу. У того обширный инфаркт миокарда, осложненный нарушением ритма сердца. Больной категорически отказывается от госпитализации. Мне приходится долго его убеждать.

И тут моя фельдшерица заявляет: «Да что вы к нему пристали! Я бы на его месте тоже ни за что в больницу не поехала. Что ему там делать? Вы в медицине — без году неделя, а мы с ним уже не один десяток лет отработали, чай, побольше вашего понимаем!»…

В народе говорят: иная простота — хуже воровства!

На «скорой» всегда любили веселую шутку, анекдот, розыгрыш. Смех — способ психологической защиты. Когда каждый день видишь столько боли, страдания, беды, он просто необходим, чтобы не свихнуться.

Работал на «скорой» водителем замечательный парень — Толя Родионов. Мы с ним в одной бригаде больше 30 лет проработали душа в душу, а знакомы были еще с детства.

Была у Толи своя машина, а гараж — далеко и от дома, и от работы, поэтому он часто оставлял ее во дворе «скорой» под окнами. И придумали мы как-то, как его разыграть.

Если помните, советские пятаки были довольно крупных размеров. Оттиск пятака на хлебном мякише был точь в точь — гербовая печать. Вот прилепили мы на дверцы толиной машины куски мякиша, между ними протянули бечевку и опечатали пятаком.

Приходит Родионов на работу, глядит — машина его опечататана. Пришел спрашивать, не знает ли кто — в чем дело. Ему рассказывают, что приходил какой-то милиционер, выяснял, чья это машина, сказал, что это — безобразие, опечатал и велел, чтоб хозяин явился в ГАИ для объяснений.

Толик кипятится, кричит, что это беззаконие, а ломать печати с советскими гербами не решается. Все так ему сочувственно кивают, поддакивают, никто даже не улыбнется — у всех за плечами ни один розыгрыш, знают, как себя надо вести.

«Все, — кричит Родионов, — я поехал к прокурору!». Поехали в прокуратуру. Когда Толик поднялся на крыльцо, нервы у моего фельдшера сдали, и он крикнул: «Это розыгрыш!».

Много лет проработала на «скорой» Валентина Павловна Ефремова. Она долго работала на бригаде интенсивной терапии, а потом, будучи уже давно на пенсии, диспетчером. Работалось с ней очень легко. Было у Валентины Павловны одно удивительное свойство — она, сама того не замечая по простоте душевной, порой говорила фразы, которые потом становились на «скорой» крылатыми.

Вот несколько ее афоризмов.

Был период, когда на Центральной подстанции было создано несколько специализированных бригад: БИТ (интенсивной терапии), кардиологическая, педиатрическая, психиатрическая. Когда подготовленных специалистов не хватало, кардиологическая бригада работала в режиме линейной и в разнарядке писали сокращенно: КБ — лин.

Приходит Валентина Павловна как-то на смену, смотрит разнарядку — где она сегодня работает и горестно вздыхает: «Опять КБ-линая!». Так с ее легкой руки стала кардиобригада сначала «Кобылиной», а потом и «кобелиной».

Работал у нас молодой фельдшер Саша Порватов. В день свадьбы он вместе с молодой женой прямо из ЗАГСа приехал с шампанским и тортом на «скорую». Все поздравляют молодых. Валентина Павловна и говорит: «Ой, Саша! Где ж ты отыскал такую красавицу? Поди, как доктор Железняков, — на вызове?». Все с трудом сдержали смех. Валентина Павловна и в мыслях не держала никакой подколки, поздравляла искренне. Но все — то знали, что Железняков работает на линейной бригаде, а Порватов — на психиатрической.

Повод к вызову: отравилась, рвота. Приезжаем. Выясняется, что женщина пьет уже целый месяц «из-за смерти свекрови», причем — суррогаты. У нее многократная рвота.

Надо промывать желудок. Говорю фельшерице, чтоб уколола перед промыванием атропин. Только та нагнулась над ягодицами больной, чтоб сделать инъекцию, у больной очередной позыв на рвоту и вместе с ним из противоположной части тела раздается громкий звук, фактически — прямо в лицо моей бедной фельдшерице. Мы не удержались от смеха. А больная нам с укоризной говорит: «Вот, я страдаю, а вы смеетесь!»

Осматриваю пожилую женщину, жалующуюся на вздутие живота. Живот у нее действительно вздут.

— Часто вас пучит, бабушка? — спрашиваю я.

— Ох, сынок, — вздыхает она, — часто пучит, да так громко, да с таким неприятным запахом, просто беда!

Повод к вызову: ножевое ранение. Мчимся. Пострадавшую поранил ножом в руку собутыльник. Ранка поверхностная, сантиметровая. Пострадавшая заторможена, еле стоит на ногах, от нее изрядный запах спиртного. «Много выпили?», — спрашиваю. Она отвечает медленно, еле ворочая языком и мозгами: «Рюмку… пива… вчера».

Вызов рано утром к молодой женщине. Повод: боли в печени. Больная в чужой квартире. Лежит в постели. На столе — остатки пира. От больной выраженный запах перегара. «Показывайте живот», — говорю. Она кокетливо отвечает: «Ой, я без трусиков!» и тут же задирает рубашку до подбородка. Лифчика на ней тоже нет. Грудь свисает, как уши спаниеля. «Что, — спрашиваю, — времени не хватило трусы надеть, пока мы к вам ехали? Ведь состояние ваше вполне позволяет — вы не умирающая». Она в ответ улыбается. Осматриваю. В пупок у нее вдето колечко с камушком, в пахах вытатуированы букетики цветов. На лобке фасонная стрижка. Говорю фельдшеру: «Уколите ей но-шпу». Она закатывает глазки, часто моргает: «Ох, доктор, если б вы только знали — я так боюсь уколов!».

Повод к вызову: боли внизу живота у женщины. Приезжаем. В доме порядок, чисто. Сама женщина такая ухоженная. Осматриваю. Живот в саже. «Что же вы не моетесь?», — спрашиваю. «Да моюсь я, — отвечает и густо краснеет, — Тут муж на обед прибегал. А он кочегаром работает». Видно, сильно торопился, вот и болит живот у бедняжки.

Повод к вызову: порубили топором. Место вызова: «шанхай», списанный барак, там даже электричества нет. Сидят в потемках двое. Сначала показалось, что мужчина и женщина. Оказалось, что сестры-старушки. Та, что я за мужчину принял, одета в мужскую одежду и прическа у нее сантиметровая, только из заключения освободилась и приехала к сестре, а сожитель сестры порубил их по пьянке топором, вчера еще. Вот сидят они. Нормальные люди в шоке были бы, а эти — нет. Осматриваю. У хозяйки плечевой сустав разрублен, косточка, как для борща, видна. А у той, что из лагеря, здоровенная рана на спине. Я ее осматриваю, а она «Беломор» курит и дым у нее сзади через рану выходит. Потом рентген показал, что у нее четыре ребра разрублены и легкое повреждено. Когда я привез их в приемный покой, дежурный травматолог ее тоже сперва за мужика принял, так что дело не в освещении.