Фасо Буркина - Мотель Бейтсов

Я медленно потянула подол её платья вверх — мотыльки-ресницы сразу участили взмахи, веки при этом сталкивают блеск с роговицы. Когда платье на секунду перекрыло обзор лица, то после, на щеке появилась капля — слизываю её. Когда моё платье скрыло Настю, то успела собраться следующая росинка. Слизав каплю, целую тонкие губы. Настя охватывает меня за шею, другой рукой за талию. Протискиваю язык к её языку, переплетая их, приглашаю к такому танцу.

Сердце моё стремится догнать пульс Насти, но это не выполнимо — её сердце стучится как у птички колибри.

Вижу, что занавески задёрнуты не плотно, а это лицевая сторона дома, кто-нибудь из водителей может выйти прогуляться… Задёргиваю…

— Ты как Павел целуешь.

— А мама? Разве не целовала?

— Мама языком…. Только там….

— А ты её… там?

— Да-а-а-а.

Я тяну её на постель, начав с губ, переношу поцелуи на сисечки. О, Господи, такие прыщики у меня были до начала менструации. Бедненькие вы мои, вы разве в Бухенвальде росли? Рёбрышки… поднявшийся навстречу животик. Где там у тебя матка, миленькая? Пушок реденьких волос…. Таз мгновенно поднимается навстречу моему лицу. Это портит картину — косточки сильно торчат.

— Попку опусти, а ножки придержи ручками… вот…. Какая ты тут сладенькая.

— Мама также сказала, но я потом пробовала — солёная там. И у мамы…, но вкусно…. О, Боже! Как вы… это… делаете?

— Всему обучу, сейчас молчи.

С синей каймой, как у Ники, малые губки еле видны меж чуть, только чуть бОльших наружных складок, вагина легко сокращается от малейшего касания жалом, выдавливает секрет. Вылизываю его, как только появляется капля. Немного утолив жажду, раздвигаю губки, любуюсь плевой — светло-розовый лоскут с двумя дырочками. Вот она моя мечта — сыграть язычком на таком "варгане".

Утончаю жало как могу, просовываю в дырочку… "Пластина"-плева завибрировала, издала звук, вышедший из горла девушки.

Мне нравится слушать исполнение шаманских трансов Олёной Подлужной. В моих вещах, лежит варган, который я приобрела у алтайских ремесленников, я даже пыталась обучиться игре на этом вроде простом, но как оказалось сложном для людей без слуха, инструменте.

Но вот сейчас я, вырвав первую ноту из горла Насти, нашла нужный ритм. То делала секундную остановку, то в секунду три-четыре раза дёргала за край плевы. Вскоре послышались и скачки табуна лошадей, и ржание молодой кобылицы. Вой волчицы… и руки отпустили ножки, которые упали на постель.

Я и не заметила, что моё влагалище также вибрирует, забирает силы, которых я за вечер потратила много. Легла рядом с девочкой. Павел появился незаметно — видимо не стал прерывать мою игру.

— Паш, это прекрасно. Говорят, где-то делают пластику плевы. Давай мне восстановим, и ты поиграешь?

— Значит материнство отложим?

— Я… фантазирую. Настёна, наш муж пришёл. Ты готова?

— Я…, прости, Господи. Я была готова ещё в первый день, как увидела его. Мне это открылось, когда отец Захарий начал обучать нас с Дашей езде на лисапеде…. Ещё прошлым летом. Даша молчит, не хочет делиться своим таинством…. Мама сказала, что боль ничто по сравнению с… экстазом. Правильно сказала…? Вер, поцелуй меня ещё разок…

Я целую её губы, Паша животик.

— Давай как меня…. Пусть она сама сядет.

Павел ложится на постель, придерживает пенис. Я помогаю девочке принять нужную позу. В шесть глаз смотрим, как измазанная влагалищным соком головка, касается врат.

Нет, мне становится плохо — это гигант по сравнению с щёлкой Насти. И он не помещается меж створок раковины! Настя плачет. Плачет навзрыд. Нет! Нужно больше смазки. Поднимаю девушку, усаживаю у его колен. Сама сажусь на пенис — моя смазка гуще, её гораздо больше. Пары минут фрикций должно хватить.

— Настя, может отложим? — спрашиваю прежде чем освободить место?

— Господь поможет мне.

Вновь настраиваемся на дефлорацию. Павел поводил головкой по губкам, приставил ко входу.

— Насть, не торопись. Придави, поднимись, вновь придави. Губки расслабятся…. Помнишь ведь как Ника прыгала на мне?

Опираясь о мою спину, девушка сжала зубы, начала делать что ей сказали. Головка понемногу протискивается меж утончающихся лепестков.

— Господи, позволь мне впустить его в себя! Умоляю, позволь! А-а-а-аааааа

Как ты будешь рожать, деточка моя? Это у меня широкий таз, а неё даже член не пролезает! Нет! Пролез. Настя, потеряв сознание, не удержалась на ногах. Сейчас лежит на груди мужа.

Я поглаживаю её по сильно выпирающим позвонкам. Павлу не нужно напоминать, чтобы не шевелился…. И кровушки то в этом тельце мало — можно было не простилать полотенца под попку Павла.

Настя очнулась, искривляя от боли лицо, пытается улыбнуться. Выпрямляет тельце. Я встала, принесла ей воды. Глотнув немного влаги, она смогла ухмыльнуться.

— Теперь я жена, не дева! — она не приподнимаясь смотрит на низ живота. — Муж мой, вот ты где. — показывает в район пупка. — Везде боль. В писке, в животе, утроба моя сильно болит. Можно я встану? — вставая, она пару раз вскрикнула.

Мы укутали её одеялом, положили к стенке.

— Спи, мы омоем чресла. — я, понимая, неуместность продолжения акта рядом с ней, потянула Павла в душ.

Ополоснув член, от слизи и крови, разрядила напряжённость мужа минетом.

— Как сказать ей, что возможно она не сможет стать матерью? Сможет ли она вообще участвовать в акте? — спросил я у Веры.

Мы легли на узкую кровать, на которой лежать двоим можно только боком.

— Может через пару лет, она поправится, кости перестроятся… Мне гинеколог сказал, что я буду легко рожать.

— Мужчина? Ты показывала письку мужчине? — шуткой я пытаюсь отвлечь любимую от грустных дум. — Давай кайся! Возбудилась?

— Я уже согласна лежать на бревне позора. Он так похотливо разглядывал строение моей киски, надавливал изнутри на лобок, так что мне непроизвольно приходилось подмахивать его пальцам. По случаю жаркой погоды, на нём был синий медицинский халат. Его голые волосатые ноги удручали меня. Я представила, что он вообще без белья и его член, может проникнуть меж пуговиц. О, Господи. — неожиданно вскрикнула Верочка. — Муж мой, я шлюха! Я настоящая шлюха! Только сейчас поняла, что если бы он взял меня там, то я бы не смогла оттолкнуть его. Блядь я! Да…? В сундуке я видела солдатский ремень. Отхлещи свою жену-сучку. Накажи и запри в том ските, чтобы я молилась денно и нощно.

— Ремнём я могу тебя забить до смерти. Пошли на лобное место, прутья там ещё есть. Скажешь сама, когда прекратить.

Во мне вскипела ревность. Вначале я считал, что она поддерживает мою игру, но мат из этих уст, говорил о серьёзности нашего разговора. На дворе уже темень, мы пошли голышом и босиком. Верный лежал у нашего порога, взмахнув хвостом, сопроводил нас до бревна.