Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

- Не знаю, - сказал я. - Сведи ее к ветеринару.

Apartment напоминал гараж. На полу и на потертых поверхностях многочисленных диванов и пуфов покоились маслянистые части внутренностей автомобиля. Происхождение потертых диванов и пуфов было мне понятно Шнеерзон свозил домой все, что выбрасы-вали его меняющие места жительства клиенты. Обилие же деталей ав-томобиля требовало разъяснения.

- Ты что, по совместительству теперь авто ремонтируешь? - Хагэ-гэ-гэ, нет, Лимон! - Он выхватил из хаоса на подоконннике половину Big Mac и впился в слоеную мякоть, сплющивая ее. Майонез стек с обреза губ на подбородок.

- Ко мне тут парень приходит мотор перебирать. Хороший мотор. От старого студебеккера. Помнишь студебеккеры в послевоенных фильмах. Мотору износа нет. Навеки сделано. - Он прожевал. - Поставлю мотор на truck. Старый кузов купить можно задешево. Главное - мотор... Пошли... Бери вон тележку у стены...

- А на хуя ты держишь их в apartment?

- Чтоб не спиздили, я же тебе объяснил.

Ясно стало, что, если он не мог притащить truck в apartment, oi счастлив был хранить в нем хотя бы четыре доски на подшипниках.

- Где у тебя туалет, Леша?

Он все еще жевал, посему показал головой. Туалет у него был в одном помещении вместе с ванной. В ванной, наполненной керосином лежала груда ржавого железа. Я догадался, что это была основная часть знаменитого мотора "Студебеккер". Муть от растворенной ржавчины не позволяла увидеть очертания мотора. Лишь высовывались из едкой жидкости завитые, как у самогонного аппарата, трубы.

- Ванную загадил, никогда не отмоешь, - констатировал я, выйдя и living-room.

- Чистюля ты, Лимон... хэгх... Я же засранец. Мне положено быть засранцем. Каждому свое.

-Но ты уж слишком. Девушку, например, пригласить к себе захочешь. Она же испугается и сбежит немедленно.

- Не сбежит, я ее за жопу, - захохотал он. - Ко мне ходит тут одна пуэрториканка... Мария-Долорес. Не сбегает.

Я взял тележку, и мы пошли вон из apartment, Я попытался себе представить голого Шнеерзона, но тотчас пожалел себя и попытался представить Шнеерзона в трусах... Но даже Шнеерзон в трусах был необыкновенно противным зрелищем... Потому, когда, садясь с ним в кабину truck, я попытался представить себе Марию-Долорес, она вышла из мастерской моего воображения пропойцей старухой с деревянной ногой. А вообще-то пуэрториканки бывают необыкновенно красивыми. Когда они молоденькие.

Познакомившись с Дженни Джаксон, я совсем перестал видеть русских. Я как бы перешел в следующий класс жизни (или в другую школу). Они все, и Шнеерзон среди прочих, судя по всему, никуда не перешли, остались в том же классе, в той же школе. Однажды я увидел на Бродвее сутулого Леню Косогора. В новой шляпе и плаще, с галстуком, Косогор выглядел принарядившимся. Занятый рассматриванием мира сквозь очки, Косогор меня не заметил, прошел мимо. Бывший узник Гулага помог мне выжить в самые тяжелые времена, я испыты-вал к нему теплые чувства, я его выделял, потому я последовал за ним и на углу 47-й и Бродвея схватил его за плечо.

- В бордель идете, comrad Косогор?

- Ты? Уф, чокнутый, испугал как...

- Кого боимся, comrade Косогор?..

- Задумался я, вот что... А ты где же это пропадал столько вре-мени? Говорят, ты подженился, бабу богатую себе нашел...

- Глупости говорят ваши корреспонденты. Американку нашел, но не богатую. А вы очень спешите, Леня? Может, зайдем куда-нибудь, выпьем по drink и попиздим?

Он шел на собрание литературного клуба! И это он, Косогор, был инициатором создания клуба. Я знал, что узник Гулага имеет литератур-ные амбиции, однако думал, что он от них навеки избавился, про-мучившись в свое время целый год с одним единственным рассказом. Разумеется, рассказ был из жизни Гулага. В тот мучительный год Косо-гор понял, что писательство не такой легкий хлеб, как ему казалось. До этого он порицал меня и мои произведения. "Вот я когда-нибудь сяду и напишу. У меня опыт, вам, бумагомаракам, и не снился такой опыт. Я больше чем Солженицын сидел. Десять лет, от звонка до звонка. Уж я напишу, так напишу... Это ты все о пизде, да о пизде, серьезные книги нужно писать, о серьезных вещах". "Пизда - очень серьезная вещь, Леня, - отвечал я ему. - Очень серьезная". Я не сказал ему однако, что талант нс измеряется количеством лет, отсиженных в лагере.

Мы зашли в бар у 49-й. Мне там не понравилось, слишком бедно, и воняло плохо, я уже привык с Дженни к более приличным местам, но он не хотел пропустить свой литературный клуб, посему мы сели по-быстрому заказав, он сладкого ликерчика, я виски - "J&B".

- Надо же, понимаешь, жить культурно, - сказал Косогор, пусть мы и в дикой стране. Вот я и придумал этот клуб. Собираемся два раза в месяц, обсуждаем текущую литературу. Высказываем мнения...

- И пьете водку, - подсказал я.

- Нет, что-ты, водки не пьем. Все очень серьезно. Сегодня вот книгу Аксенова обсуждать будем... Ты читал?

- Какую книгу-то? Как называется? Он много книг написал...

- Обрыв? Ой, нет, что я... Отрез?

- Отвал. - Я расхохотался. Потом вспомните, расскажите лучше, как Ваши дела. Все для фирмы В&В трудитесь?

- Да, все для Барни шурую, ну их на хуй с их фирмой. Надоело... - Он отглотнул ликер. - Ох, хорошо, сладенько... Как раз стариковский напиток.

- Что ж это Вы себя в старики уже. Вы еще ничего совсем. Небось, по бабам ходите вовсю.

- По бабам, это не проблема... Сны вот, блядские мучают. Симферополь, приятели... Или вдруг лагерь начинает сниться. И самое странное, что весело так снится, исключительно цветными снами. - Ii рассмеялся. - Я даже проспал несколько раз на работу из-за этих блядских цветных снов. И Валерка, сука подлая, сыночек мой, от меня свалил. Живет с бабой старше его. Так что меня и разбудить некому.

- Купите будильник.

- Купил, ни хуя не помогает. Проснусь, звон выслушаю и опять засыпаю... Теперь, слава Богу, Лешка Шнеерзон моим соседом стал. Так он меня утром будит. Ему один хуй, он рано встает, сумасшедший ведь, все о потерянных деньгах думает.

- Вы что, на Верхний Бродвей переселились?

- Я? Я еще с ума не сошел, жить с пуэрториканскими бандитами Лешка к нам в Асторию, в наш дом переселился. Квартира на моей площадке освободилась. У нас теперь вся площадка - русские. - Засрал, небось, вам уже всю площадку...

- Да, засранец он необыкновенный. Но зато с ним спокойнее. Он же здоровый буйвол. Мы теперь круговую оборону держать можем. От любой банды отобьемся.

-Вы же мне говорили, что у вас в Астории спокойно.

- Так и есть, спокойно. Но на всякий случай иметь такого соседа как Лешка, никогда не мешает. Он же наглый, как танк. Теперь еще револьвер себе купил. Злой только стал, money на блядском траулере потеряв.

- Какие money, какой траулер, Леня?

- А ты что, не в курсе? Я думал, все знают в Нью-Йорке...

-Да я уж год по-русски не говорил, Леня. Никого не вижу.