Алексей Иванов - Затмение Джонсон

И судя по тому, как одна из кандидаток на разделку ложа ускользнула от них, пока Ганеша был в туалете, с его шапкой, он, покупая на следующий день точно такую же формовку (как была у него в армии – отглаженная утюгом и с пришитыми ушами), убедился в том, что Сканда говорил ему на счёт этих вертихвосток чистейшую правду. Так что когда мать снова запела ему о Джонсон, как о более безопасном сексе, он невольно заставил себя к ней прислушаться.

Чуть позже Ганеша, конечно же, встретил укравшую у него шапку девушку – прямо посреди улицы.

– Ты забыл у меня свою шапку, – растерялась она от неожиданности, не зная что сказать.

– Я сделал это специально, – усмехнулся над ней Ганеша. – Чтобы ты поняла, что я потерял от тебя голову. Потом заберу. Вместе с твоим сердцем.

– Когда? – опешила она.

– Когда ты будешь к этому уже полностью готова, – улыбнулся он. Прекрасно понимая, что шапку его она уже давно продала за копейки и просто пытается хоть как-то замять назревающий конфликт.

– Так ты зайдёшь? – приняла она его слова всерьёз.

– Чтобы ты меня там полностью раздела? – оторопел Ганеша, опасаясь и за другие свои вещи.

– И повалила на кровать! – усмехнулась она, поняв что он на неё не злится. – Пошли.

Но Ганеша не стал наступать второй раз на эту – скользкую уже от желания к нему – тропу. Опасаясь уже не столько за свою новую – точно такую же, как она украла – шапку, которую он мог снова в любой момент пойти и купить, сколько за парку в семьсот пятьдесят полновесных тогда американских долларов, которую он в России уже не сможет себе позволить. Так как таких тут просто нет. И никогда не будет, понимал он.

В эпицентр новогоднего торжества метели из брызг шампанского подруга Ары познакомила Сканду со своей сестрёнкой Люсей. Миловидной хрупкой девушкой. В которую тот, устав от сожительства с истеричной Анжелой, постоянно только и обвинявшей его во лжи, требуя от него скорейшего выполнения его многочисленных обещаний, начал по-юношески влюбляться.

Куражились всей компанией, ездили на ёлки, палки и скакалки. Ледяные сказки, салазки и прочие зимние вылазки. И в первые же дни между Люсей и Ганешей установилось что-то вроде дружеского взаимопонимания. Которому воспалённая слизистая ревность Сканды подсовывала самые грязные сексуальные контексты.

Но через несколько дней секрет Сканды раскрылся, как мидия на раскалённой жаровне допроса. Хотя, он сам протупил.

Ганеша кинул, что не знает куда ему деть купленный им «по пьяной лавочке» новый ГАО-50, который тогда вовсю рассекал на рекламных роликах по голубым экранам телевизоров. Поддавшись в Японии на уговоры Вали, с которым он и зашёл по пьяни в лавочку, купить себе такой же. Мол, нью-вэйв! Смотри и учись, сынок! И Болич тут же предложил ему обменять его на «двойку». Ганеша поехал заценить товар. И обнаружив у Ады дома ветхую модель «AKAI» c подсаженным кинескопом и какой-то видюшник с изношенными головками, пожалел о том, что зря под’издержался на частного извозчика и кинул в шутку, что, мол, знает из какого музея берутся подобные экспонаты. Фраза полежала в шутке, понежилась, и, полежалая, выскочила изо рта, чтобы обмякнуть на ушах у Болича. На что тот лишь по-свойски доверчиво улыбнулся. Ганеша имел ввиду свалку, но Болич понял его правильно.

И на следующий же день Виталий грубо высказал Ганеше, что утром Болич притащил его фразу на стрелку и публично предъявил ему на глазах у всей команды за преднамеренную утечку информации из его бездонной бочки словарно-матерного запаса. И настоятельно рекомендовал заделать течь. Пританцовывая от возбуждения. Потому что ни он, ни другие ребята из команды не знают, сколько её там вылилось и насколько это может оказаться серьезным для того, чтобы нанести прямой вред их работе. Иначе им придётся выкинуть из команды и его и его «ржавую бочку».

Виталий, с перепугу, взвалил себе на плечи весь рюкзак обвинений и чуть не лопнул от напряжения, истерично дрожа в коленях, так как Болич, закипая нетерпением в подмышках, набил его до отказа. Считая, что сделка не удалась именно потому, что Ганеша, якобы, заранее знал, что «двойка» была отработана.

– Я хотел тебя хоть чему-то в жизни научить, по старой дружбе! Посвятить тебя в философию кидалы! А ты?! Не умеешь держать язык за зубами!

– Нечего ему было пытаться меня кинуть, – лишь усмехнулся в ответ Ганеша, – пытаясь всучить мне свой утиль взамен моего нового телевизора. Я бы и без тебя не повёлся на этот тупой развод. И мне совершенно наплевать на какой помойке он нашел свой мусор. Украл, кого-то развёл или просто подобрал. Утиль есть утиль. К тому же Болич сам уговорил меня только посмотреть на его хлам. Надеясь, что я схаваю его «блевотину». И я не обещал ему ничего, кроме просмотра. А то, что у него не получилось развести меня на обмен, так это Болич сам виноват. А не ты. И он просто начал искать крайнего. А заодно и решил проверить тебя на вшивость, взяв «на понт». А ты и раскололся!

– Он не мог взять меня на понт! Я бы это схавал.

– Значит, не такой уж и никудышный он разводила, раз это схавал только я! Потому что я вообще ему ничего такого не говорил. Особенно – из того, о чём мы общались.

Но Сканда дулся, как варёный рак, и тупил. Благо, по гороскопу он был рак. То есть талант к этому у него был врождённый.

Через пару дней они всей кампанией дринкчали у Ары.

– Болич спрашивает, не хотел бы ты стать кидалой? – спросил его за столом Сканда. – Он готов взять тебя в свою команду. За это стоит выпить!

– Больше всего меня поражает в людях ваша наивность, – усмехнулся Ганеша, подлив себе пива.

– В смысле? – оторопел Сканда, осушив до дна свой бокал и подлив ещё.

– Вы ведёте себя так, будто вы не на зоне чалитесь, где за вами глаз да глаз (как говорил Иешуа апостолам: «На ваших головах каждый волосок пересчитан»), а так, будто вы тут абсолютно свободны. И можете делать то, что вам вздумается. Это даже не наивно, это просто тупо.

– То есть? – не желал Сканда во всё это верить. Что ему придётся за все его преступления отвечать.

– Большой Брат уже шесть тысяч лет тут за вами смотрит. С тех пор, как я в первый раз посетил вашу планету и превратил её в планету-тюрьму. И только до Олдоса Хаксли одного это дошло. И то в своём «1984» он преподнёс это как чьё-то будущее, а не ваше настоящее.

– Чтобы его не закрыли за это в психушке? – усмехнулся Сканда, покрутив пальцем у виска.

– Или не распяли, как Иешуа, – ответил Ганеша, когда приятели перестали над ним смеяться. – За то, что он сказал всем об этом прямо. Или ты думал фраза «ваш отец – Сатана» это пустая метафора? Это прямое указание на их грехи, за которые они тут и страдают.