Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Шиффонета была с минуту безмолвна.

– Я в отчаянии от того, что с тобой случилось, мой друг, – прошептала она.

– Ты в отчаянии… А я все-таки на улице.

– Разве это единственно моя вина?

– Нет!.. Конечно, если бы я не был так глуп!..

– Любить разве глупо?..

Эдуард пожал плечами.

– А! Если мы будем только нежничать!..

– Тебя убивает печаль… большая, без сомнения, печаль!.. – продолжала молодая девушка, – но должна ли она разлучить нас? Мне, кажется, напротив. У тебя нет денег, зато есть у меня. Мы их будем делить, пока ты найдешь место. Это очень просто!

Эдуард с изумлением взглянул на любовницу.

– У тебя есть деньги?

Она подбежала к ящику и вынула из него кошелек.

– Видишь, – сказала она.

– Что это? – вскричал он, еще более изумленный.

– Золото! Почти шестьсот франков!

– Да, м. г., пятьсот восемьдесят франков, которые я сберегала, чтобы купить хорошенькую мебель вместо этой ужасной кушетки, этого ужасного стола. И сегодня я отдаю их в ваше распоряжение.

Эдуард отер пот, покрывавший его лоб. Внезапный вид золота внушил ему гнусную мысль. Но совесть еще говорила его молодому сердцу. В двадцать лет без колебания не делают подлости, он подал молодой девушке кошелек, который она ему передала.

– Нет, – сказал он, – береги… береги его; благодарю! С моими шестьюдесятью франками я могу терпеть, искать и…

– То есть вам стыдно быть мне одолженным, злой!

– Не то… но ведь ты хотела купить мебель…

– Я куплю после. Это не торопит. Главное, чтобы ты не скучал и не беспокоился. Разве я должна просить тебя на коленях? Но если бы у меня не было денег, разве ты не предложил бы мне?

– О! Конечно.

– Так что же удивительного в том, что я предлагаю тебе, когда у тебя нет?.. Большая с моей стороны заслуга! Разве я не знаю, что ты мне отдашь. Скорей! Скорей! кладите кошелек в ваш карман. И поцелуйте меня… и давайте завтракать!.. Завтра ты подумаешь о своих делах.

Эдуард больше не отказывался. Пятьсот восемьдесят франков исчезли в его кармане. Он поцеловал Шиффонету.

«Печально! Печально! Печально! – как говорит Гамлет».

На другой день, утром Эдуард Шаванн, не сомкнув ночью глаз, оставил любовницу под тем предлогом, что отправится в дом, в котором прежде ему обещали место.

Прошел целый день без известий о нем. Шиффонета, ждавшая сначала его с песнями, больше не пела, после того, как пробило три часа.

В четыре она стала печальна, в пять она плакала. Уж не случилось ли с ним нового несчастья? О! Она даже не подозревала истины.

Наконец отворяется дверь мансарды. Это он! Шиффонета бросается на встречу.

Увы! Это не он, а комиссионер!

– Алиса Шартрон?

– Я.

– К вам письмо.

– От кого?

– От одного господина.

– Какого господина?

– Не знаю. Прочтите.

– Но где этот господин передавал вам письмо?

– На станции Гаврской железной дороги.

Шиффонета все еще ничего не понимала. Господин… на станции железной дороги… Это не мог быть Эдуард!

Между тем она взяла письмо; сломила печать; прочла… она с трудом прочла его, ибо она с трудом читала писанное… а эти буквы, написанные дрожавшей рукой, были очень не разборчивы.

Вдруг молодая девушка испустила крик. То, чего не могла прочесть, она угадала. Вот послание Эдуарда Шаванна к семнадцатилетней девушке, отдавшей ему свое сердце и доверившей кошелек:

«Прости меня, моя милая, но этого требует необходимость: я уезжаю, увозя с собою деньги, которые ты так великодушно мне предложила. Но не бойся; я честный человек и когда-нибудь отдам тебе то, что должен. Прощай!»

Это было все. В предвидении будущего, Эдуард Шаванн имел благоразумие не подписаться.

Алиса не проронила ни слезинки.

Она читала и перечитывала письмо Эдуарда Шаванна, как будто желая запечатлеть его в памяти. Потом она снова сложила его и тщательно заперла его в маленький ящик, из которого накануне она вынула деньги, чтобы предложить любовнику.

Однако, при виде этого ящичка, она вздрогнула. Веки ее задрожали. Слезы прихлынули к глазам. Но, возвратив тотчас же самообладание, усилием энергии, которую трудно было подозревать в таком слабом теле.

– А! – произнесла она, глухим голосом, – Так, так-то обращаются в этом свете с теми, кто любит…

и докончила с горьким смехом: – Теперь пусть же заставят меня любить. Мне это стоило с ним шестьсот франков! Им, клянусь, будет стоить дороже, чем моя покупка!..

В тот же вечер, Шиффонета со своей корзинкой, наполненной фиалками и розами ходила по Тамильскому бульвару: цветы были свежие, продавщица веселее обыкновенного. Продажа шла отлично. Она получала сто на сто от восьми до одиннадцати часов. Нужно было вернуть улетевшие или украденные шестьсот франков.

Но вопрос интереса всего менее занимал Шиффонету. У нее в голове были теперь более обширные планы, чем покупка мебели, на собираемые гроши.

Предлагая свои розы, Шиффонета, под влиянием известных идей, с любопытством рассматривала женщин, – в большинстве случаев женщин галантных, составлявших основание ее торговли. В этот вечер она обращала особенное внимание на турнюру, на туалет своих покупщиц. Более прелестные, лучше одетые, более эксцентричные как по разговору, так и по обращению были для нее предметом особенного изучения. После так сказать, фотографического снимка с той или другой в своем уме, маленькая торговка цветами с улыбкой шептала сквозь зубы: «Это не трудно!»

Что было не трудно? Сравняться с этими женщинами? Конечно, не трудно!

Но Шиффонета добивалась не того, чтобы стать лореткой третьего или четвертого разряда, – она добивалась выше.

Несколько раз в продолжение вечера, проходя мимо кафе цирка, Шиффонета вопросительно посматривала на толпу потребителей, сидевших на бульваре около дверей: и под окнами означенного кафе.

Кого она искала? Конечно того, кто заставлял себя ждать. Он явился только в половине двенадцатого.

То был мужчина лет тридцати пяти. Мы назовем его Флоримоном. Драматический писатель, который уже насчитывал многочисленные успехи в 1857 году. С тех пор он не мало присоединил новых пальм к старым, но, во всяком случае, менее, чем имели право ожидать. Это потому, что хотя одаренный большим умом, Флоримон имеет несколько приходных недостатков, вредящих его карьере. Во-первых, он завистлив, он завидует всему и всем. Не правда ли, странная и глупая слабость? Вместе с тем, он несколько ленив, непостоянен в своих наклонностях и идеях, в дружбе и планах. Сегодня он бросается вам на шею, завтра пройдет мимо вас, не поклонившись; по утру весь в огне, он способен произвести нечто достойное Мольера; вечером, идущей по стопам г. Coupe-toujours, фабриканта трескучих мелодрам.

Вот Флоримон.

Другой конек, которому писатель посвятил лучшие ночи своей юности, которому уже в зрелые лета он посвящает лучшие часы – это любовь, – любовь по его способу. Способ Флоримона состоит в том, чтобы иметь любовниц для того, дабы знали, что у него есть любовницы. «Этот Флоримон удивителен! Всегда в женских юбках». Эти две фразы звучат в его ушах слаще, чем какие бы то ни было похвалы его произведениям.