Дэвид Даунинг - Пассовочка. Турне московского «Динамо» по Британии, 1945

Роберт Эдельман обвиняет Лаврентия Берия за это решение, но в 1936 году экс-футболист и ярый фанат тбилисского «Динамо» еще находился в Грузии. Только после его появления в Москве в качестве главы НКВД – он сменил Ежова спустя несколько месяцев после переезда – Берия стал болеть за столичное «Динамо», и в дни матчей его видели в окружении приятелей в особой правительственной ложе стадиона «Динамо». «Спартак» оставался его главным врагом, с какой бы динамовской командой он ни играл, и в 1939 году команда Старостиных одолела тбилисское «Динамо» с минимальным перевесом за счет спорного гола в полуфинале Кубка. В финале «Спартак» одержал победу над ленинградским «Сталинцем», но затем ему пришлось переигрывать полуфинал после того, как Берия и его дружки из НКВД применили всю силу своего «убеждения», дабы склонить футбольные власти на свою сторону. «Спартак» снова победил, но Старостины дорого заплатили за свое безрассудство.

Их друг и защитник, комсомольский босс Косарев [14]к этому времени уже пал жертвой чисток и был расстрелян, и позднее в 1939 году Старостина самого спасло лишь то, что его дочь была одной из лучших подруг сталинского сподвижника Молотова. Через три года на втором году войны Берия, наконец, отомстил: все четыре брата Старостиных были арестованы по обвинению в заговоре, имевшем целью убить Сталина во время того самого знаменитого матча на Красной площади. Даже [15]он не смог «пришить» им это нелепое дело, но после долгих допросов обвиняемые признались в произнесении нескольких критических фраз относительно советского спорта. Каждому пришлось провести по многу лет в ГУЛАГе, хотя Николай бо́льшую их часть провел в качестве футбольного тренера, часто – в провинциальных динамовских командах.

Советская лига закрылась на четыре военных года, Кубок – только на три, усеченное соревнование было проведено в конце 1944 года. Но матчи проводились и во все военные годы, и часто задумывались властями для поднятия духа населения. Ленинградское «Динамо» провело турне по Советскому Союзу в 1942 году, а их матчи в наглухо осажденном городе собирали до 8.000 зрителей, несмотря на голод и постоянную угрозу артобстрела. Вскоре после сталинградской битвы в городе состоялся матч на усыпанном щебнем городском стадионе между сборной командой местных игроков и тбилисским «Динамо». И, самый знаменитый случай – команда, составленная в основном из игроков киевского «Динамо», обыграла команду «Люфтваффе», зная, что цена победы в этом матче – смерть. Недавние исследования бросили тень сомнения на эту историю, из них выходит, что последовавшие расстрелы не были связаны с результатом матча, но в то время этот факт считался бесспорным.

В 1945 году, когда динамовцы прилетели в Британию, эти события еще не подернулись патиной времени, и история советского футбола, как и история самого государства, представала в героическом ореоле общей борьбы, которую олицетворяла команда. За этим ореолом угадывалась совсем иная картина. Как и в других странах Европы, оборудование футбольных сооружений в Советском Союзе развивалось семимильными шагами, и по-современному оснащенные технически игроки и тренеры были готовы вступить в послевоенный мир, базируясь на философии риска и эксперимента. Но в своей собственной стране футболисты были такими же «любителями», как и их соперники в Британии, и они так же полностью посвящали себя футболу, как возможности карьерного роста и к способу добывания средств для жизни.

Динамовские игроки не были связаны с «Государственной гражданской службой» или с чем-то, хотя бы отдаленно ее напоминающим. Они были связаны с организацией, которая совсем недавно контролировала – как до войны, так и во время нее – уничтожение миллионов. Тренеры и игроки не являлись сотрудниками НКВД, но они знали, кто оплачивал их счета, и кому они должны были понравиться. Якушин, например, играл вместе с Николаем Старостиным в выставочных матчах за рубежом и, вероятно, знал, почему его былой товарищ по команде не выходил больше на поле в спартаковской форме. Молчаливость коуча и его подопечных не была случайной. В оставленной ими Москве товарищ Берия внимательно следил за ходом турне.

На следующее после игры с «Челси» утро несколько динамовских игроков отправились в Вестминстер-госпиталь проведать больного Малявкина, и этим привлекли внимание всегда бодрствующей британской прессы к тому факту, что он там лечился. Они, как то сообщила пресса, ему рассказали, что их более всего беспокоило в матче против «Челси», а именно, узость поля и высота ворот; перекладина, по сомнительного свойства сведениям, предоставленным Daily Mail , располагалась в России выше, чем в Англии. Днем на «Уайт-Сити» Якушин устроил тренировку, в которой игроки практиковались в ударах по воротам и в умении вести силовую борьбу в британской манере, а вечером, как часть их постоянного образования, они изучали кинохронику английских матчей.

Но не все игроки полностью были погружены в то, что им показывали на экране. Согласно Вадиму Синявскому, публиковавшему свои впечатления в Soviet Weekly , Леонид Соловьев всё переживал смазанный им пенальти, а его однофамилец Сергей ожидал новостей от жены, которая должна была родить еще до конца месяца. Якушин имел «отрешенный вид», поскольку хоккейный сезон начнется без него, а «инженер-проектировщик» Михаил Семичастный беспокоился по вопросу некоторого строительного объекта в Москве.

Гости думали о доме, но Лондон им понравился. Синявский увидел «замечательную упорядоченность улиц», где люди придерживались при ходьбе тротуаров, а автомобили при движении – проезжей части. Трудно было привыкнуть к необходимости сначала смотреть направо, но незнание английского языка проблем не доставляло. «У спортсменов – свой язык», – написал он таинственно, используя лифтера отеля «Империал» в качестве живого примера для пояснения своей мысли. Этот неговорящий по-русски человек мог в несколько секунд изложить все дневные новости.

Единственный намек на критику прошел «репликой в сторону» и касался он стадиона «Уайт-Сити». Гости были «удивлены», узнав, что на таком стадионе с «замечательным полем, прекрасным газоном и удобными трибунами» не проводились матчи. В Москве не хватало полей для клубов, которые только рады были бы их использовать. «Впрочем, в каждом городе свои обычаи и привычки», – заметил Синявский философски, но намек был очевиден – бесполезная трата ресурсов. Этого бы не допустили в разумно распланированном обществе.

«Мы с нетерпением ждем следующей игры, – заключил он, добавив, – что, возможно, наши нездоровые игроки придут в норму и это сделает команду более однородной». Очевидно, надеяться на полное выздоровление Малявкина ко времени отъезда в Кардифф не приходилось, так что под «нездоровыми игроками» могли подразумеваться только Дементьев и Трофимов. И команда могла стать более «однородной» лишь за счет увеличения в составе числа игроков из динамовской основы. Это служило еще одним косвенным свидетельством того, что Бобров и Архангельский – подменившие травмированных Дементьева и Трофимова – были приглашенными игроками.