Борис Шурделин - Наша с тобой «Звезда»

Никто не торопил «Звезду», хотя звонок давно звонил и за дверью изрядно шумели.

- Идите,- сказал Святослав.- Пора!

- Да, конечно,- отозвался Андрей.- Не выйти нельзя. Зрители же ни в чем не виноваты.

- Я приду… Еще немного - и я приду,- сказал Свят.

Все расступились, давая дорогу Андрею. Никто не винил его в том, что он оставляет друга в такой жестокий час.

Трибуны возмущенно шумели. Судьи и хозяева поля уже заняли свои места, а «Звезда» выходила с опозданием чуть ли не на четверть часа. Ее встретил негодующий свист.

Футболисты «Звезды» вышли на поле стадиона с опущенными головами.

Добежав до центрального круга, они выстроились в одну линию и замерли.

Это была их минута молчания.

Стадион, только что возмущенно шумевший, разом умолк.

Люди на трибунах, увидев черные повязки на белых футболках, встали все как один.

Наступила тишина. …Вслед за Андреем ушли остальные, оставив Свята наедине с директором.

Бурцев не умел утешать.

- Ты не должен думать, что остался один,- сказал он Святу.У тебя много друзей. Тебя любят все. И все будут с тобой.

- Да,- согласился Свят.

- Мы тоже не оставим тебя. Потому что ты - наш.

- Да,- согласился Святослав.

- Ведь у тебя еще есть отец,- сказал Бурцев.

Свят увидел, что рядом с Бурцевым стоит человек, которого он не сразу и заметил. Когда этот человек вошел?

- Сыночек…

Свят присел, проверил, на ногах ли бутсы, и пошел к выходу.

- Куда ты, сынок?

Все это теперь было позади. Он сознательно оставлял все это позади.

По пропахшему сыростью туннелю навстречу ему, тяжело дыша, бежал Веретеев. Поравнявшись с ним, Свят ускорил шаги.

- Подожди минутку,- попросил Веретеев, догнал Свята и взял его под руку. Свят не стал высвобождаться. Однако, едва выйдя из туннеля, он первым делом взглянул на табло. Его команда, его «Звезда» уже успела пропустить гол…

Никаких чувств не переживал Свят сейчас, кроме жесточайшей тоски по брату.

К нему бежал раскрасневшийся, взлохмаченный тренер.

- Доиграем без тебя…

- Как это - без меня?

- Ты же ничего не видишь.

- Все я вижу! - крикнул Свят.

На самом деле он ничего не видел. Он и поля не видел, но все-таки поднял руку, привлекая внимание Андрея - своего сегодняшнего капитана.

Он и гол свой забил. Но никто, даже Андрей, не осмелился поздравить его. На большее, чем этот гол, ни команды, ни самого Свята уже не хватило.

«Бронзы» «Звезда» так и не добилась.

Директор Бурцев шел к раздевалке, тяжело ступая, и взгляд его был устремлен в одну точку, словно маячившую перед ним на расстоянии нескольких метров.

Бурцев прошел мимо меня, за ним - какой-то незнакомый мужчина, тогда я еще не знал, что это отец братьев Катковых, и оба они направились к раздевалке «Звезды». Тотчас вслед за этим футболисты обеих команд появились из туннеля и поспешили к своим раздевалкам - первый тайм кончился, начался перерыв.

Когда футболисты скрылись в своих комнатах, от стены отделился Веретеев и нетвердым шагом двинулся ко мне.

Ко мне?

Нет, он шел мимо, шел с трудом, держа руку у сердца.

- Горе… Такое горе…- Глядя мне прямо в глаза, Веретеев тихо сказал: - Погиб Сергей Катков… Нет Сергея…

И пошел дальше.

Я был так потрясен этим неожиданным известием, что даже не остановил Веретеева и ни о чем его не расспросил.

Обо всем, что случилось, я узнал позже.

Но как найти слова? Как понять, что почувствовал Сергей, когда мальчишки нырнули под колеса? Мгновение между жизнью и смертью!

Их жизнью - потому что мгновения хватило рвануть руль в сторону.

Его смертью - потому что не дано было другого мгновения вывернуть этот рульСергей всегда верил в свою способность управлять хотя бы собственными поступками, вести по пути, который он считал правильным, хотя бы собственную жизнь. В одно мгновение ему пришлось отдать ее. Отдать за две детские жизни.

Первой же мыслью, которая пронзила меня тогда на стадионе, была, конечно, мысль о Святославе. Я представил себе, что происходит сейчас в раздевалке «Звезды». Я вспомнил, как рыдали московские динамовцы, когда им после матча сказали, что погиб их товарищ Кожемякин. Погиб нелепо, бессмысленно, в лифте. Из-за травмы он в тот вечер не был с командой, не готовился к игре.

То был страшный вечер. Но сейчас было еще страшнее. Тогда в динамовской раздевалке не было младшего Кожемякина, мальчишки, который начал играть в детской команде и которого мы уже успели заметить.

Здесь же было еще страшнее. Потому что в раздевалке находился младший Катков, и ему еще предстояло играть целый тайм.

Ему предстояло нести свое горе на поле, и носить его в сердце, которое там, на поле, делает двести ударов в минуту. И он не мог зарыдать, как не могли и товарищи его старшего брата, его товарищи, теперь самые близкие ему люди на свете, потому что никого ближе у него нет.

Прижавшись спиной к холодной бетонной стене стадиона, я обещал себе рассказать о Сергее Каткове. Теперь это мой долг перед ним, перед Святом, перед «Звездой», перед футболом, перед всеми людьми.

И Свят, которого я еще не видел, но должен был непременно увидеть сегодня же, всегда будет следовать за Сергеем во всех своих поступках - в футболе и вне футбола. Это его долг перед Сергеем, перед собой, перед «Звездой», перед футболом, перед всеми людьми.

«Двадцатый век дал нам игру футбол…»

«Не знаю, что это такое, но это больше, чем игра…»

Футбол сильнее всего в их жизни, с ним бороться бессмысленно, эти люди ему не изменят, они могут изменить себе, но футболу - никогда, они перенесут самые тяжкие муки и самые горькие переживания, но отдадут футболу все свои силы.

«Бронзы» «Звезда» так и не добилась.

Но, может быть, придет и ее час?

Ведь как знать, может быть, через немногие годы - утомительные, со сладкой верой и горьким безверием, с нетерпением, с дерзкими порывами, со взлетами и падениями - на этом же стадионе, который затихнет в восторженном изумлении, «Звезда» возьмет ничтожные два очка, необходимые ей, по закону футбольного бытия, для того, чтобы стать первым претендентом на чемпионское звание?

Опять-таки, как знать, но, может быть, решающий гол в том матче забьет тридцатилетний Андрей Соснора, переживающий вторую футбольную молодость, не менее яркую, чем первая, но более значительную для него самого?

Да и как знать, может быть, завершит он своим ударом головокружительный и показавшийся безрассудным в своей красоте, в своей точно рассчитанной смелости проход Святослава Каткова, которому накануне исполнится всего двадцать лет и чья футбольная молодость - притягательная, громкая, ровно, чисто и честно освещающая его путь,- будет бесконечной?

В самом деле, как знать?