Юрий Шапошников - Истоки богатырства. Секреты атлетизма

Только к старым мозолям и струпьям на руках и теле добавлялись новые. Отец уже давно не восторгался подобной приверженностью к «баловству». С помощью обрывка вожжей несколько раз пытался «перевоспитать» сына.

Не тут-то было! С непонятной одержимостью мальчуган вновь и вновь, изо дня в день продолжал занятия с тяжестями. Он научился своими маленькими, но уже ставшими словно железными лапками переламывать довольно толстые дубовые ветви. Его стало неудержимо томить желание: скорее попробовать себя в деле, сразиться с Ваней Пудом. Ведь тот вызывает желающих на арену и за призовой червонец

предлагает согнуть металлический прут. И он, Шура, покажет, как это надо делать!

И он вновь и вновь, царапая тощее мальчишеское пузо, взбирался по стволу дуба. Ежесекундно рискуя сломать шею, начинал превращать в мочало его ветви. Ах, как все это пригодилось ему позже— и ловкость, и мужество, и обезьянья цепкость в ладонях!

Цирк бурлил. Казалось, вот-вот разразится скандал, который унять жидким силам базарной полиции будет не под силу. Началось все в тот момент, когда Ваня Пуд успел порвать все свои цепи, переломил ударом кулака, обернутым куском кожи, толстенную доску и совершил все остальные подвиги силы.

Шталмейстер вынес на подносе 10-рублевую бумажку и громогласно объявил, что ее получит тот, кто согнет металлический прут, который знаменитый силач Ваня Пуд держит сейчас в своих богатырских руках.

В зале наступило смущенное молчание. Мужчины застенчиво улыбались, подталкивая друг друга.

— Что такое?— Шталмейстер изобразил на своем мясистом румяном лице удивление.— Из богатырей остался лишь наш Ваня Пуд? Ай-яй-яй, господа любезные, так он у нас зазнается. Что делать? Раз никто из присутствующих не решается...— и шталмейстер собрался отправить призовой поднос за кулисы.

— Стойте, я могу!— раздался где-то под куполом звонкий мальчишеский голос.

На арену, пробираясь между плотно сидящих зрителей, опускался мальчишка. В зале начался неистовый хохот. Он усилился еще больше, когда тонкий, даже хрупкий на вид малыш (а было ему всего тринадцать лет) оказался рядом с громадным 150-килограммовым Пудом, возвышавшимся исполинской горой.

Как утверждают историки, после изрядного замешательства и советов с самим Пудом шталмейстер произнес:

— Любезные зрители! Коль скоро в зале не нашлось никого посильнее Ваня Пуд вынужден принять вызов этого очаровательного младенца.

Эти слова задели за сердце многих. Со всех сторон стали проталкиваться на арену мастеровые, крестьяне и купчики, желавшие прогнуть прут. Они шумели, кричали. С трудом удалось установить подобие порядка.

— Итак, милый ребенок сейчас будет гнуть этот прут!— Шталмейстер принял из рук Пуда железяку, которая была толщиной чуть не с Шурину руку, и протянул ему.

Заранее можно было быть уверенным, что из этого дела ничего не выйдет. Мальчуган пыхтел, до крови закусывал губы,

извивался над прутом, пытаясь совершить чудо. Увы, чудо на этот раз решило не совершаться.

Зал улюлюкал, свистел.

И вдруг на арену спустился прилично одетый бородатый человек с необъятным разворотом плеч. Он взял у мальчика прут, покрутил его в руках и так и сяк и вдруг провозгласил:

— Господа! А ведь мальчишка прут-то прогнул. Ей-богу! Немного, но есть! Смотрите сами...

И он стал показывать его публике.

— И то сказать — гнутый!— радостно заволновались зрители.— Вот шельмец, как только умудрился? Давай, гони мальцу червонец!

Пуд, с удивлением пожимая плечами, принял в руки прут, показав его шталмейстеру: действительно, тот потерял свою классическую прямую линию. Был явственно виден небольшой изгиб.

Громом грянули аплодисменты, крики, поздравления.

Делать было нечего. Шталмейстер с поклоном протянул серебряный поднос с ассигнацией. Шура спрятал деньги поглубже в карман и под приветствия слева и справа отправился на свое место досматривать представление.

После его окончания у выхода Шура столкнулся с бородатым мужчиной. Тот ласково потрепал мальчугана по плечу и негромко произнес:

— Будем знакомы. Я цирковой борец. Фамилия — Кураткин,— и, лукаво улыбнувшись, добавил:

— Прут, конечно, я подогнул — незаметно. Правда, жульничество это, да в цирке и не такое бывает... Ну будь здоров, может, еще и свидимся. А парень ты хороший, упорный. Такие в жизни не пропадают. Будешь тренироваться, толк из тебя выйдет!

В ту ночь Шура заночевал в цирке, спрятавшись в какой-то ящик.

Утром он отправился домой. На сердце было тяжело. Шура знал, что его ждет наказание: в цирк он отправился без разрешения, тайком. Родные наверняка сбились с ног, разыскивая его. Отец такого не простит.

Все так и вышло. Отец едва не спустил с ребенка шкуру, прилично отходив его кнутом. Чуть позже объявил свое решение: в наказание за своевольство Шура отправится подпаском в самую дальнюю деревню.

Приговор обжалованию не подлежал и на следующий день был приведен в исполнение.

Бричка, раскачиваясь и трясясь по набитой дороге, уносила мальчика вдаль, а на околице долго размахивала платочком плакавшая мать. Около нее стояли поникшие сестренки и братишки.

Судьба словно испытывала его на прочность. Ему досталось дело, с которым и не всякий взрослый справился бы. Шуре пришлось помогать пасти громадное стадо — две сотни верблюдов, сотни три лошадей и больше четырехсот коров.

С раннего утра и до захода солнца, в палящую жару, он не слезал с седла. То надо было отогнать коров, забредших в чужие владения, то разнять подравшихся верблюдов, отличавшихся, кстати, злобным нравом, то утихомирить разошедшегося жеребца. Утомительная, однообразная работа. Порой казалось, что легче лечь на землю и умереть, чем опять трястись в седле, гоняясь за этими норовистыми животными.

Не сложились отношения и с пастухами, которым самостоятельный, несколько замкнутый мальчишка пришелся не по душе. Они любили подтрунить над ним, отпустить ядовитую шутку в его адрес.

Самолюбивый Шура еще больше замкнулся в себе. И лишь в своих постоянных грезах все чаще уносился к тому времени, когда он станет знаменитым атлетом, будет ходить богато одетым, разъезжать по чудным дальним странам, совершая подвиги силы. Одним словом, будет как самый славный богатырь. Евгений Сандов.

А когда их пути пересекутся на чемпионате мира, то он, Шура, прижав руку к груди, произнесет на манеже:

— Простите, Евгений, у меня нет выбора — я должен вас победить!

И он победит в честной схватке. И ему будут рукоплескать, его портреты поместят газеты. Вот тогда отцу станет стыдно, что он обижал маленького Шуру, не давал ему тренироваться.

Что ж! Эти детские грезы, как ни странно, почти все претворились въяве. Минут годы. Шура и Сандов подружатся между собой.