Евгений Загорянский - Повесть о Морфи

Дверь скрипнула. Но это был не Хинкс и не Эдуард, вошел невысокий плотный седеющий человек в очках и белом халате.

– Присядьте, мистер Морфи! – сказал он ласково. – Как вам нравится у нас?

Пол выглянул в окно. Двое дюжих мужчин в белых в халатах, прислушиваясь, стояли у дверей.

Все было ясно. Спасти его могло только хладнокровие, то самое хладнокровие, благодаря которому в свое время он спас столько трудных позиций на шахматной доске…

– С кем имею честь? – спросил Пол чопорно.

– Меня зовут Миллер, доктор Карл Миллер… Но вы не ответили на мой вопрос, мистер Морфи. Как вам нравится у нас? Не хотелось бы вам пожить здесь недельку или две?

– Это дурная шутка, доктор Миллер, – высокомерно сказал Пол. – И она может обойтись вам дорого. Зачем меня привезли в сумасшедший дом?

– Сумасшедший дом? – ласково засмеялся Миллер. – Господь с вами, мистер Морфи, это просто санаторий, в котором отдыхают джентльмены с переутомленной нервной системой.

– Я юрист, доктор Миллер, и хорошо знаю законы, – хладнокровно возразил Пол. – Я никем не лишался гражданских прав, задержать меня здесь против моей воли вы можете лишь грубо нарушив закон о неприкосновенности личности… Это очень и очень серьезное преступление, доктор Миллер, оно грозит вам лично шестью годами каторжных работ.

– Бог с вами, мистер Морфи! – замахал руками врач. – Кто говорит о задержании? Я предлагал вам остаться здесь по вашему доброму согласию…

– Такого согласия, доктор Миллер, я не дам никогда. Вы могли бы обойтись и без моего согласия, но для этого необходимо судебное решение о признании меня невменяемым. Насколько я знаю, такого документа у вас нет. Я немедленно начну процесс и сотру ваш санаторий с лица земли.

– Решительно, мистер Морфи, вы человек без всякого юмора! – мягко улыбнулся врач. – Любую шутку вы готовы принять всерьез!

– Так это была шутка? Отлично. Тогда я попрошу вас пригласить сюда моего брата и мистера Хинкса.

– Э-э-э… Они, кажется, уже уехали, мистер Морфи…

– Уехали? И это вы называете шуткой?

– Какая разница, мистер Морфи? Сейчас я прикажу запрячь наших лошадей и отвезти вас, куда вам будет угодно. Посидите здесь, экипаж будет подан через десять минут.

Доктор поспешно вышел, но санитары остались у дверей Пол ясно видел в окно их белые халаты.

Доктор Миллер торопливо шел по усыпанной гравием дорожке, когда его остановила толстая женщина со склянкой в руках. На ней тоже был белый халат и косынка.

– Как пациент, доктор Миллер? – спросила она озабоченно.

– Какой к черту пациент! – сердито сказал врач. – Этот парень нормальнее нас с вами, сестра Айвс!

– Вот как? А мне говорили, он буйный…

– Вранье! Он аргументирует, как опытный юрист в суде. Распорядитесь, чтобы для него был немедленно подан экипаж, придется отвезти его домой. И еще вот что, сестра Айвс…

– Что, доктор Миллер?

– Всех этих проклятых родственников надо жечь на медленном огне! Они готовы упрятать в сумасшедший дом любого здорового парня, если он мешает их грязным делишкам!

– Такова жизнь, доктор Миллер.

– А я-то считал Эдуарда Морфи приличным человеком… Поторопитесь с лошадьми, сестра Айвс!

Через полтора часа Пол был у себя дома, на Роял-стрит. Хладнокровие спасло его и на этот раз, но шрам остался навсегда. В доме на Роял-стрит Эдуард и Хинксы больше не бывали.

Незаметно бежали годы.

Старела миссис Тельсид, старела грустная Эллен, старел и Пол. Ничто не нарушало однообразия и монотонности жизни.

Лишь однажды, в 1875 году, тишину взбудоражило письмо на имя мистера Пола Чарлза Морфи, маэстро. Комитет по устройству международной выставки в Чикаго сообщал, что по этому случаю будет организован большой международный турнир, и приглашал мистера Пола Чарлза Морфи принять в нем участие.

Пол колебался недолго. Вечером того же дня он написал в Чикаго вежливый, но категорический ответ: он навсегда покончил с шахматами и просит его больше не беспокоить такими предложениями. Он дал матери прочесть письмо перед тем, как запечатал конверт. Миссис Тельсид перекрестилась и поцеловала сына в лоб. Ей было за семьдесят, но волю и ясность мысли она сохранила полностью.

И Пол продолжал свои бесконечные прогулки по веранде, пел вечную песенку о маленьком короле, кормил птиц крошками черствого хлеба.

Мистер Ли Сяо, вежливый китаец, арендовавший первый этаж, подарил ему как-то фунт редкостного чая, только что присланного из Кантона. Пол пристрастился к чаю, он научил Эллен и мать заваривать его по-китайски. Три раза в день Пол выпивал по две большие чашки. Он ел очень мало, но существовать без чая не мог. Едва поднявшись утром, он ожидал своей ежедневной радости, и часто соседи слышали его мелодичный голос, капризно повторявший:

– Где же чай? Когда же будет готов чай?

В заваривании чая Эллен сумела достичь высокого мастерства, она занималась этим с любовью.

Так прошло еще несколько лет.

Пол постепенно тупел, становился все более равнодушным и сонным.

За несколько лет до смерти он как-то разбудил Эллен ночью, весь в холодном поту, с безумными глазами.

– Эллен! Эллен, тебе не кажется, что я схожу с ума?

Вспомни, меня хотели посадить в сумасшедший дом!

– Господь с тобой, Пол! Это было давно, это была ошибка Джона и Эдуарда! Почему ты должен сходить с ума?

– Должен, Эллен! Я много играл вслепую, а это кратчайшая дорога в сумасшедший дом. Мне страшно, Эллен!..

Сестра успокаивала его нежно и долго.

Наконец обессиленный Пол заснул.

Душевное состояние Пола непрерывно изменялось.

На смену живости пришло пассивное безразличие, затем безразличие сменилось боязнью открытых пространств и новых, незнакомых людей. Боязнь открытых пространств называется в психиатрии агорафобией, Пол был болен этой болезнью много лет. В те годы он почти перестал выходить на улицу стал проводить все время у себя в комнате или на веранде. Он много и беспорядочно читал, все, что попадало ему под руку. В конце семидесятых начале восьмидесятых годов характер его чтения изменился.

Он читал теперь одного автора – Джонатана Свифта.

Он читал и перечитывал его – полные яда страницы находили сочувственный отклик в его сдавленной, перенапряженной душе. Пол чувствовал себя Гулливером, попавшим к йэху, но не было рядом благородного Гнедого, чтобы защитить и спасти его. Свифт предусмотрел решительно все. Разве не йэху обманули и оболгали Пола в Англии? Разве не йэху в лечебницах Парижа лечили его от несуществующих болезней, не сумев найти настоящих? Разве не йэху отняли у него Мэй и теперь старались медленно уморить его одиночеством и тоской?