Алексей Маслов - Тайные коды боевых искусств Японии

Вместе с этим в мире боевых искусств начинаются споры об «истинности» и чистоте каратэ. Дело в том, что быстрый рост школ и их ветвление привели к расколу многих стилей на независимые клубы. Естественно, каждое из таких направлений утверждало, что ближе всего стоит к истоку каратэ.

Одним из пропагандистов «традиционного каратэ» стал известный мастер Хисатака Кори, окинавец, родившийся в городе Сюри. Его учителем в каратэ был Кяму Тёдзюн, связанный с Фунакоси Гитином многолетней дружбой.

Судьба Хисатаки была связана с Китаем – сначала он в течение нескольких лет обучался у тайваньских мастеров, а затем оказался в Маньчжурии. Официально он был начальником железнодорожной станции, хотя в Китай его привело то же, что и Ямагути Гогэна, – разведывательная деятельность.

В Японии Хисатака создал школу Сёрин-рю кэнкокан каратэ-до, связывая её с древнейшими окинавскими традициями. На Окинаве уже существовала школа Сёрин-рю, принадлежность Хисатаки Кори к ней была сомнительна, и окинавцы не признали его носителем традиции. Хисатака утверждал, что пропагандирует именно традиционное каратэ в его чистоте и истинности, чем весьма задевал такие стили, как Сётокан, Сито-рю и Годзю-рю. К тому же Хисатака начал именовать свой стиль Косики-каратэ (Традиционное каратэ, или Старинное каратэ). Само по себе это название как бы отбирало у других стилей возможность претендовать на «истинность» и создавало дополнительный конфликт в мире японского каратэ.

Каратэ оказалось окружено чисто доктринальными и нередко просто конъюнктурными спорами о том, какой стиль стоит ближе к истоку. Порой дело доходило до парадоксов, свидетелем одного из которых явился, например, отечественный мир боевых искусств. В СССР в 70-е годы был создан стиль Санэ, который, по утверждениям его пропагандистов, является корейской разновидностью каратэ, что само по себе уже невероятно. Справедливости ради заметим, что на Западе таких «собственных» стилей каратэ, о которых никогда не знала Япония, изобретён не один десяток.

Но и в самой Японии сегодня существует несколько десятков стилей каратэ, считающих себя абсолютно самостоятельными. Кроме «большой пятёрки» (Сётокан, Сито-рю, Годзю-рю, Вадо-рю, Кёкусинкай) активно действуют клубы Асихара-каратэ, Косики-каратэ, Дайто-дзюку («Великий Путь») во главе с мастером Адзумой, Тэнсин-каратэ («Сердце Неба») и многие другие.

В сущности «философии каратэ» нет и быть не может; ведь идеология каратэ – это далёкий и к тому же довольно искажённый отголосок самурайского взгляда на мир, сформированного буддизмом, синтоизмом, конфуцианством. Все классические принципы каратэ, например требование «сохранять своё сознание незамутнённым, подобно гладкой поверхности озера» и т. п., пришли из самурайских тренировок в мастерстве кэн-дзюцу и кю-дзюцу. Но в каратэ всё это звучит уже очень глухо и искажённо, нередко сводится к простым словесным формулировкам.

Многие мастера каратэ пытались самостоятельно нащупать эту глубину духовности, а точнее – создать её заново, ибо изначально она не была присуща каратэ. Надо было шагнуть за внешнюю технику, за каскады ударов и разбивание досок. Например, патриарх японского стиля Годзю-рю Ямагути Гогэн создал даже некий синтез своего стиля и синтоизма, так и назвав его – «Годзю Синто».

Но всё же большинство групп каратэ, особенно в послевоенной Японии, сводило всю философию и духовную практику к неким нормативным методам тренировки. Нередко вся подобная практика – это несколько минут сидения на коленях с прикрытыми глазами перед тренировкой (классический пример «осовремененной» дзэн-буддийской медитации, на самом деле длившейся часами и включавшей десятки методов концентрации сознания и регуляции дыхания).

Каратэ, правда, нашло более характерную для боевых искусств «нишу» тренировки сознания, где в равной степени можно сочетать совершенствование духовного настроя и боевого мастерства. Речь идёт о формальных комплексах, или «формах», – ката. Вопрос о ката оказался сегодня довольно сильно запутан, с одной стороны, западными авторами, с другой – самими японцами.

Можно встретить утверждение, что в ката отрабатываются наиболее эффективные связки приёмов, что ката оптимальным образом тренируют сознание и позволяют наладить в организме циркуляцию жизненной энергии «ки» и многое другое. Но необходимо отделить чисто традиционное и ритуальное осмысление ката от того, чем они являются в реальности.

Напомним, что на Окинаве ката в большинстве своём не носили сложного ритуального подтекста и представляли собой просто способ отработки приёмов. Лишь в одной школе – Наха-тэ, которая напрямую была связана с китайским ушу и где все ката имели свой аналог в Китае, они сопровождались приёмами регуляции дыхания, концентрации сознания. Отголоски этого можно встретить в ката Сантин, Тэнсё и некоторых других.

Однако Фунакоси Гитин решил значительно усилить роль ката не просто как метода отработки приёмов (в сущности приёмы, входящие в ката, в чистом виде неприменимы в бою), но как символически-ритуального воплощения сути каратэ. Вот как разъясняет смысл ката шеф-инструктор Всеяпонской ассоциации каратэ, прямой ученик Фунакоси, Накаяма Масатоси: «Каратэ не является и никогда не являлось техникой нападения. С того времени, когда способы и методы боя голыми руками и ногами были развиты и формализованы в виде искусства каратэ, оно преподавалось и изучалось именно как метод самозащиты. И пока каратэка (последователь каратэ. – Прим. авт. ) не будет никем спровоцирован, он не применит своё искусство для того, чтобы дать отпор нападающему. Оборонительная суть этого искусства выражена в том, что все ката начинаются с «укэ», т. е. с блока» [155]. Итак, ката – символ защитной сути каратэ.

Для каждого ката существует своя траектория выполнения ( эмбусэн ). Для начальных ката она представляет собой линию в форме «Т»; для ката среднего и высшего уровня эмбусэн имеет вид сложного «серпантина», полного резких разворотов и изменений направления движения.

Важнейший принцип, который отрабатывается в ката и который каратист должен соблюдать в течение всей тренировки да и повседневной жизни, называется «дзантин». Это вечно бодрствующее сознание, которое не даёт противнику напасть на бойца врасплох. Данный принцип пришёл из старой самурайской практики: «Великого мастера не достать мечом даже во сне». Дзантин означает готовность всегда отреагировать на малейшее движение соперника и даже его мысль. Это реальное воплощение того состояния, которое именуют «разум, подобный гладкой поверхности озера» («мицу-но-кокоро»). В момент удара надо сосредоточить всю свою волю, всё сознание в точке удара и этот сгусток энергии, силы и волевого импульса выбросить в противника. Такое состояние называется «кимэ» и нередко сопровождается коротким гортанным выкриком («киай» – «единство энергии-ки»), причём понятия «кимэ» и «киай» также пришли из самурайской практики боя на мечах.