Брайан Глэнвилл - Олимпиец

«Когда бегун женится на бегунье, кто занимается домашним хозяйством?

Айк Лоу, лучший британский милевик, и его жена, спринтер Джил, нашли демократическое решение. «Домашнюю работу мы делим пополам», — ответила прелестная двадцатидвухлетняя брюнетка, учительница Джил — Джил Дейли до замужества. — Мы разработали систему. Айк на хозяйстве четыре дня в неделю, а я — три, но во время школьных каникул, когда я больше бываю дома, порядок меняется».

Женившись в феврале, чета Лоу переселилась в дом в Финчли. Много места здесь занимают кубки и призы, завоёванные обоими. «Моя обязанность их начищать, — вздыхает Джил, — и это занимает уйму времени».

В настоящий момент кухней занимается она, хотя иногда вегетарианец Айк приносит ей завтрак в постель, и она потихоньку учит его варить яйца всмятку: «Это совсем нетрудно».

Три раза в неделю она тренируется с ним на Хампстед — Хит под руководством широко известного тренера Сэма Ди. Их трасса проходит через холмы и овраги, в дождь и под палящим солнцем и столь терниста, что некоторые бегуны называют её «полосой препятствий Сэма Ди». Но Джил бежит весь маршрут с мужчинами и не отстаёт от них.

— Просто нет слов, — восхищается Айк, — я боюсь расслабиться, а то она меня перегонит…

— Между вами есть соперничество?

— Никакого, — отвечает Айк, торговый представитель фирмы в Тоттенхэме, — ведь нам никогда не придётся соревноваться друг с другом.

А Джил добавляет:

— Я больше радуюсь, когда побеждает Айк, чем когда побеждаю сама. Но вы бы посмотрели, как он волнуется, когда бегу я!

Они вступили в брак вскоре после прошлогодней Римской олимпиады, когда Джил вышла в финал, а Айк сошёл с дистанции, получив травму, хотя многие предрекали ему победу. Сейчас супруги готовятся к следующей Олимпиаде и надеются стать первой в мире супружеской парой, которая завоюет олимпийские медали.

Эти две медали Джил, конечно, будет чистить с большим удовольствием!»

Эти два года, вплоть до Перта, я соревновался не с людьми, а со временем. Я готовился побить мировой рекорд. Конечно, соперников мне недоставало, они подгоняли бы меня к цели.

Я уже говорил — после Рима мировой рекорд казался поначалу утешительным призом, но со временем его ценность в моих глазах росла, и он уже сам по себе что–то значил. Если я установлю рекорд, мы с Сэмом докажем всему миру то, в чём сами не сомневались, — что я лучший в мире милевик, что я победил бы в олимпийском финале, не помешай мне травма. К тому же многие критиковали Сэма: он, мол, перегрузил меня тренировками, загнал, вот мышца и не выдержала. Критику наводили Рон Вейн, чего следовало ожидать, Джек Брейди, тоже имевший на него зуб, да и других хватало. Журналисты спрашивали меня, почему это случилось, не был ли я слишком перетренирован? Я всем отвечал, что тренировался не больше, чем перед Играми Содружества, когда я опередил Бэрка, но любители помутить воду находились.

Я вовсю разрабатывал ногу, давал ей солидную нагрузку в спортзале Сэма; рентген показал, что с ногой нет ничего страшного. Но меня всё мучило воспоминание о том дне, об испытанной боли и ужасном чувстве беспомощности; наверное, потому я так и жаждал этого рекорда, что в душе боялся — вдруг такое повторится? Четыре года — слишком большой срок, за это время можно заболеть или попасть под машину, но если установишь рекорд, то всё–таки войдёшь в историю спорта.

Я думал о Баннистере. Он не побеждал на олимпиадах, но помнить его будут вечно, как человека, впервые пробежавшего милю быстрее четырёх минут. С тех пор это доступно многим, но это не важно — первым был он. Сэм часто говорил: «Баннистер, возможно, не был сильным соперником на дистанции, но он расширил пределы человеческих возможностей».

Конечно, выйти из четырёх минут — тут было к чему стремиться; все последующие рекорды в беге на милю были, скажем, просто рекордами. Но в глубине души я знал, к чему стремлюсь, думаю, знал это и Сэм. Я хотел пробежать милю за 3.50 — это казалось невероятным, когда–то считалось, что и четыре минуты — результат недостижимый, а Баннистер его достиг.

Но зимой это невозможно, все соревнования проходили в закрытых помещениях и почти все в Штатах. Оставалось только тренироваться и думать о будущем, но после женитьбы мне стало легче, потому что рядом была Джил.

Алан тренировался вместе с нами; он ушёл из большого спорта, но ему хотелось сохранить форму. Он был любитель подпустить шпильку и частенько жалил Сэма, но тот отвечал ухмылкой; они походили на двух псов, готовых к схватке. Думаю, Сэм потому и разрешал ему тренироваться с нами, что, по сути, это подтверждало веру Алана в его идеи, к тому же Сэм, думая о прошлом, полагал: тренируйся у него Алан с самого начала, быть бы ему олимпийским чемпионом.

Однажды Сэм говорил о болевом барьере, а Алан сказал: «Вы хотите, чтобы ваши бегуны отдавали концы в каждом забеге, так?» А Сэм ответил: «Нет, не так. Я хочу, чтобы они преодолевали себя в каждом важном забеге».

Алан обычно поддразнивал и Джил. Я её уверял, что это ничего не значит, но Джил его недолюбливала. Она говорила: «Он говорит то, что думает, улыбается, чтобы ему не верили. Алан просто завидует». Я возражал: «В чём ему мне завидовать?» Но она отвечала: «Не только тебе. Он завидует всем, кто счастлив».

Я полетел в Чикаго и выступал на встрече Рыцарей Колумба. Стен поступил благородно: он оплатил дорогу Сэму и Джил. Дорожка была хорошей, участвовал Драйвер и снова Гэтц, и ещё новичок — школьник по имени Дюрран. Я уже привык к двенадцати кругам, насыпям и бортикам. Теперь я знал, как нужно действовать, не то что в первый раз в Нью — Йорке. Затереть меня уже не удастся.

И я победил, обогнал Драйвера. Мы бежали вровень, ожидая, когда другой ускорит бег, а Сэм сказал, чтобы я начал рывок на девятом круге — у меня больше скоростная выносливость, чем у Драйвера, значит, могу уходить в отрыв раньше, хотя обычно это игра в кошки–мышки. Я так и поступил. После восьмого круга впереди бежал другой янки, Келли, а мы с Драйвером держались позади, он на внутренней дорожке.

Я рванул, опередил Келли, Драйвера это застало врасплох, но вскоре он уже бежал следом. Я был впереди ярдов на десять и знал — никому в мире меня не догнать, когда до финиша всего 250 ярдов. Так я и пришёл первым. Драйвер отстал ярдов на десять. Потом он подошёл и сказал: «Ты меня удивил. В следующий раз учту». А я ответил: «В следующий раз я придумаю что–нибудь новенькое». Он добавил: «Если не ты, то Сэм».

Я едва сдержался, но подумал: да бог с ним. Я его слопал, это главное. Есть в нём это свойство, присущее многим янки, — «подзавести» соперника, сказать перед забегом какую–нибудь пакость и вывести тебя из равновесия; надо не обращать на них внимания, и всё. К тому же подобные подковырки я уже слышал, особенно от Алана.