Джессика Лэйхи - Дар неудачи

Между узилищем, к которому я сама себя приговорила, и свободой караулит свирепая львица, хищно оскалившаяся, готовая порвать в клочья любого, кто помешает ее львенку попасть в лучший колледж. К несчастью, охотится она сегодня как раз на меня, это я полчаса назад отправила ей имейл с сообщением, что ее сын получил плохую оценку по английскому языку.

Как учителя и родители дошли до такого? Почему я, обычно уверенный в себе человек, профессионал с десятилетним преподавательским стажем, вздумала прятаться от женщины, которая должна была бы стать моим лучшим союзником в общем деле – учить ее ребенка? Так ведь и эта мама-львица не так уж наслаждается школьной жизнью сына. Столько переживаний, столько тревог из-за каждой мелочи, столько разочарований, столько гнева обрушивается на учителей, столько она обнаруживает у нас недостатков и промахов. Это же крайне утомительно для нее самой. Когда бы я ее ни встретила, она всегда выглядит несчастной. По правде говоря, родители школьников часто выглядят замученными, словно вот-вот сломаются.

Но хватит о нас, учителях и родителях. Мы – лишь побочный ущерб. Главными жертвами в таких ситуациях становятся ученики. Многие мои ребята подают сигналы бедствия – напряжения и даже страха – задолго до того дня, как получают табель за семестр, а в дни родительских собраний эти дети более всего смахивают на приговоренных к повешению. Даже если они любят родителей и уважают учителей, лояльность по отношению к одним препятствует нормальным отношениям с другими; это похоже на участь детей при разводе. Ученики не могут полностью довериться мне, если я сражаюсь против их родителей.

Вопреки частым конфликтам между родителями и учителями, исследования показали, что сотрудничество семьи и школы вполне возможно и, более того, необходимо для максимального успеха учеников. Позитивные отношения родителей и учителей идут на пользу не только ученикам – от них всем становится лучше. Учителя, которые поощряют участие родителей в школьной жизни, получают более высокий рейтинг, чем те, кого это не интересует, причем и в других сферах: например, когда оценивается эффективность преподавателя. Ученики лучше усваивают материал, когда семья интересуется их образованием, родители больше вкладываются в образование детей и чувствуют большую отдачу, когда учителя сами приглашают их в этот процесс [50] Joyce L. Epstein. School, Family, and Community Partnerships: Preparing Educators and Improving Schools. Philadelphia: Westview Press, 2011. P. 39–40. .

Если так обстоит дело, почему же многие учителя бросают свою профессию, надорвавшись в общении с родителями? Практикующие педагоги и теоретики настаивают на важной роли партнерства семьи и школы и рассуждают о том, как важно вовлекать родителей в процесс школьного образования, но и они в откровенных разговорах с коллегами признаются, что скептически оценивают шансы на успех такого партнерства. Я не единственный преподаватель, испытывающий порой дрожь ужаса, даже если никому больше из коллег не пришло в голову прятаться в кабинете с выключенным светом – хотя, судя по сотням разговоров с учителями и школьными администраторами, скорее всего, и в этом я не одинока.

Учитель, проработавший более сорока лет в школе, так описывает перемены, произошедшие в отношениях между родителями и учителями:

Когда я только пришел в школу, родители, педагоги и даже полиция были на одной стороне. Все виды власти и авторитета заодно. Никаких вопросов не возникало. Потом настали шестидесятые – и их последствия. Для детей, особенно для подростков шестидесятых годов, отношения между гражданами и властью уже не представлялись безусловными. Авторитеты подвергались сомнению. Настало время принимать и праздновать индивидуальные отличия. А со временем дети шестидесятых сами стали родителями. Когда-то они подвергали сомнению авторитет старших, а теперь сами сделались старшими, чей авторитет подвергается сомнению.

Но еще до того, как контркультура шестидесятых поставила под сомнения институциональные авторитеты, отношения между школой и семьей складывались не так просто. История американского образования предстает перед нами как вечное перетягивание каната – между школой и домом, государством и штатами, частным и публичным.

В колониальную эпоху детским образованием занимались совместно семья, школа и церковь. Это были общие усилия, и ни один институт, а также ни один человек не присваивал себе полную власть над ним. Когда все участвуют в совместном усилии, кооперация и продвижение к общей цели даются заметно легче. Примерно с 1840 года уже федеральное правительство начало устанавливать законы и правила, регулирующие американскую систему образования, и в результате произошел идеологический раскол между семьей, школой и церковью. На ранних этапах развития нашей системы образования открытая дискуссия родителей и учителей была нормой, и ученики переходили от навыка к навыку, от одного уровня знаний к другому, а не из класса в класс. Но по мере того как закреплялась стандартная система дифференциации по возрасту и на место личного общения пришли аттестаты и характеристики, пропасть между семьей и школой расширялась. Учителя уже были не членами той же общины, просто более образованными, – они стали получать стандартную подготовку, диплом, превращаться в отдельную когорту профессионалов, которая берет на себя ответственность за образование и интеллектуальный рост всего сообщества.

Школы и родители начали спорить о том, как следует преподавать язык, религию, традиции, этику. Родители считали, что школа узурпировала авторитет семьи; некоторые уже обращались в суд, отстаивая право самим воспитывать детей в соответствии с традициями и ценностями своей общины. Джонас Йодер судился со штатом Висконсин и дошел в 1972 году до Верховного суда, защищая амишей, которые хотели, как прежде, забирать детей из школы после восьмого класса. Верховный суд сохранил за ними такое право, и этот прецедент подчеркнул: школа и семья имеют ныне разные приоритеты и конфликт между ними разрастается.

Одновременно упал авторитет профессии, пропало уважение к учителям. В 1983 году опрос Gallup показал: менее половины респондентов желают, чтобы их ребенок стал учителем. За 14 лет до того желающих было свыше 75 % [51] Joyce L. Epstein. School, Family, and Community Partnerships., p. 174. . Когда-то это считалось благородной профессией, поводом для гордости и всеобщего уважения. Теперь учителя массово бегут из школ, а виновны в этом, как они утверждают, законодатели, администраторы, лоббисты, все те, кто непрерывно добавляет новый груз к и без того нелегкой работе – изо дня в день учить детей, новое поколение наших граждан.