Уильям Ирвин - Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности

Смит сравнивает человечество с вирусом, и это сравнение делает метафору «заразной вони» еще более устрашающей [18] см.: Alain Corbin, The Foul and the Fragrant: Odor and the French Social Imagination (Cambridge: Harvard University Press, 1986). . И приятные, и отталкивающие запахи в фильме подчеркивают телесность людей. Это напоминание о человечности и принадлежности к животному миру способно проникнуть даже в виртуальный мир. Скорее всего, агенты ничем не пахнут, а их обоняние рассчитано только на отслеживание врагов.

Как уже упоминалось ранее, за пределами Матрицы удовольствие от еды считается опасным соблазном, заставляющим предать борьбу за свободу. Сайфер измучен непрекращающейся борьбой за Зион, поэтому он решается на измену в обмен на потерю памяти и возвращение в комфорт Матрицы. Намек на слабость воли Сайфера появляется уже в сцене, где он предлагает Нео в знак дружбы выпить самогона и в шутку намекает Нео, что он – не тот Избранный, которого всю жизнь искал Морфеус. Сомнений не остается, когда мы видим его ужинающим с агентом Смитом в дорогом ресторане.

«Я знаю, что этого стейка не существует. Я знаю, что когда я кладу в рот кусок, Матрица посылает в мой мозг сигнал о том, что он сочный и аппетитный. Но знаешь, что я понял после девяти лет борьбы? Счастье в неведении».

Пусть такое мировоззрение презентуется в фильме как категорически неверное, цветокоррекция явно играет в его пользу. Как отмечает сам Сайфер, мир, в котором живут его напарники, теряет краски. Почти весь фильм окрашен в блеклые тона, доминируют серый, черный, коричневый. Когда в кадре появляется что-то яркое, это сразу бросается в глаза. Все яркие объекты так или иначе связаны с чувствами: полные фруктов продуктовые тележки; женщина в красном, символизирующая сексуальность; кровь. Все это символы органической жизни, но только кровь не иллюзорна.

Сайфер отказывается от свободы не только ради вкусной еды – он пришел к заключению, что мир Матрицы более реален, чем его альтернатива. Во многом этот вывод подкрепляется и словами самого Морфеуса: весь чувственный опыт – интерпретация стимулов нервной системы и ничего более.

«Что есть реальность и как ее определить? Если реальность – это набор зрительных, осязательных, обонятельных ощущений, то тогда все это лишь электрические импульсы, интерпретированные мозгом».

Обладая недюжинной силой воли, Морфеус хранит верность электрическим импульсам жестокого реального мира. Но у Сайфера своя, довольно разумная интерпретация этой идеи: если реальность – это и в самом деле наши чувственные переживания, то какая разница, откуда они берутся? Нет ничего аморального в том, чтобы искать приятных ощущений, если ничто не существует и не требует морального внимания человека. Сайфер преследует плотские удовольствия, издавна считавшиеся греховными. В итоге он ошибается не только с точки зрения морали, но и с точки зрения эпистемологии. Он предпочитает иллюзию реальности, и это выступает как опровержение теории Морфеуса о том, что чувственный опыт в конце концов мним и иллюзорен. Если Сайфер неправ, то неправ и Морфеус: наши ощущения – это не всегда лишь интерпретация электрических импульсов. Они также индикатор внешней реальности, которая достойна внимания и уважения.

На всякий случай создатели фильма отмечают, что потакание удовольствиям не всегда означают моральную распущенность, как демонстрирует нам сцена с Пифией и ее аппетитным печеньем. Помимо этого, она смакует некий алкогольный напиток и курит. Подразумевается, что она может позволить себе маленькие слабости, потому что, в отличие от Сайфера, не отказалась от главных моральных ценностей. Нео и сам ест печенье, хотя, что примечательно, без особого энтузиазма.

В сценах с Сайфером прослеживается и традиционная ассоциация между удовольствием от еды и сексом. Убивая бывших коллег, он угрожающе склоняется над пристегнутым к креслу телом Тринити: в его движениях есть и угроза, и извращенная ласка. По телефону он рассказывает ей, ждущей на другом конце провода спасения из Матрицы, что когда-то был влюблен в нее, что устал каждый день есть отвратную жижу и сражаться за свободу. Отключая тела Апока и Свитч от питания, Сайфер повторяет, что Матрица может быть более реальной, чем внешний мир. «Здесь я просто выдергиваю провод, а в Матрице ты наблюдаешь, как они умирают», – говорит он. И это вновь слегка искаженная версия мысли Морфеуса: то, что я вижу, реально. Лучше один раз увидеть.

Давайте же наконец поговорим о прикосновениях. «Матрица» – боевик, полный физического насилия, и значительную часть хронометража герои тратят на то, чтобы избежать смерти. Большинство схваток происходит в Матрице, но боль и увечья реальны и за ее пределами. После первого возвращения из Матрицы Нео с удивлением отмечает привкус крови во рту. «Умирая в Матрице, умираешь и в реальном мире?» – спрашивает он. «Тело не может жить без разума», – резонно отвечает Морфеус, напоминая, что для мозга происходящее в Матрице реально. Вынуждена признаться, поначалу все эти реплики про возможности разума и тела меня изрядно раздражали – сюда же можно причислить и знаменитое «Гнется не ложка, а ты сам». Раздраженному зрителю будто бы пытались внушить, что все эти загадочные, невзначай брошенные несуразные фразы несут в себе неведомую истину. Насколько же это дешевый сюжетный трюк – заявить, что если человек умирает в Матрице, то он умирает и в реальности. Но потом я вспоминаю хмонгов и их убивающие сновидения. Сбивчивое дыхание, учащенное сердцебиение, выброс адреналина – все эти эффекты могут быть вызваны определенными мысленными образами. Грань между визуальным и тактильным опытом тонка, ее в полном смысле не всегда можно почувствовать.

Физический контакт в фильме не всегда завязан на жестокости: многие прикосновения выражают привязанность, доверие, дружелюбие. В сцене с вертолетом хватка Нео спасает Морфеусу жизнь. Тринити объятием пытается поддержать Тэнка после смерти его брата Дозера. Когда Тэнк собирается отключить Морфеуса, он ласково дотрагивается до его лба в прощальном жесте.

Чаще других невербально привязанность проявляет Тринити. Конечно, эта роль была отведена женщине – нежные прикосновения обычно ассоциируются с материнской лаской или эротизмом, и Тринити, будучи единственной женщиной среди главных героев, берет на себя обе эти роли. Судя по всему, потратив все усилия на зарождение у зрителя сомнений в чувственном опыте, создатели фильма забыли усомниться в гендерных стереотипах. Наиболее драматичной, конечно, стала сцена в стиле «Спящей красавицы», где Тринити поцелуем вдыхает жизнь в Нео. Хотя их влечение друг к другу с самых первых минут заметно невооруженным глазом, они целуются только за пределами Матрицы. В ранней версии сценария Тринити даже говорила Нео, что не будет целовать его в Матрице, потому что она хочет, чтобы все было по-настоящему. Эта реплика не попала в сам фильм, но герои действительно впервые целуются на борту «Навуходоносора», когда Нео находится на грани жизни и смерти, казалось бы, проиграв в борьбе с агентами. Она нежно дотрагивается до его неподвижного тела и шепчет: