Уильям Ирвин - Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности

Редуктивный материализм ни в коем случае не подразумевает, что люди – просто бесчувственные роботы, зависящие от импульсов. Скорее, наоборот: материализм утверждает, что мы обладаем состояниями сознания, которые строятся на реальных переживаниях и ощущениях, будь то образы, звуки, эмоции или женщина в красном. Моя подруга не отрицает тот факт, что я вижу дерево. Морфеус не стал бы отрицать, что люди, живущие в Матрице, испытывают ощущения. Смысл редуктивного материализма лишь в том, что все состояния сознания совпадают с состояниями мозга, потому что для их возникновения нужно только особое состояние мозга и ничего больше.

Почему эта точка зрения столь популярна? Почему люди соглашаются с ней вместо того, чтобы подвергнуть слова Морфеуса сомнению? Причина довольно проста: кажется, причинно-следственная связь между сознанием и телом действительно существует. Мы верим, что если наш мозг перестанет работать, мы не сможем видеть или слышать (по крайней мере, через глаза и уши). Это подтверждается и в повседневной жизни: к примеру, в бессознательном состоянии мы ничего не чувствуем. Наука тоже постоянно находит новые подтверждения связи между разумом и телом. Одним из примеров может служить внутриламинарное ядро таламуса, которое, по-видимому, играет особую роль для нахождения человека в сознании. Можно повредить внушительную часть коры мозга и пребывать в сознании, но даже микроскопическая травма внутриламинарного ядра таламуса вводит человека в вегетативное состояние.

В чем же загвоздка, если эта точка зрения кажется разумной и принимается большинством людей? Тому, что почти все современные философы ее отвергают, есть веские причины. Они ставят под сомнение всю метафизическую основу «Матрицы» и выходят далеко за рамки обычной критики, которой часто подвергают научную фантастику. Сначала давайте обратимся к аргументу, высказанному философом Майклом Таем:

«Давайте представим себе Мэри, блестящую ученую из будущего, которая с рождения живет в черно-белой комнате. Она получает информацию о внешнем мире через черно-белые экраны компьютеров и телевизоров. Предположим, что у Мэри в комнате есть вся информация о том, что происходит, когда люди видят цветок, дерево, закат, радугу и другие объекты. Она знает все о поверхностях объектов, о том, как они отражают свет, как он попадает на сетчатку глаза, в зрительный нерв и в зрительные центры мозга – и так далее. Но одного знания ей по-прежнему не хватает» [21] Michael Tye, Ten Problems of Consciousness (Cambridge, MA: MIT Press, 1995), p. 14. .

Мэри не знает, каково это – видеть зеленый, красный или другие цвета. Почему мы так в этом уверены? Потому что когда Мэри впервые увидит цветок, она кое-что узнает. Она получит опыт, который не может быть заменен ни одной физической теоремой. Она поймет: знать , что нечто существует, – не то же самое, что испытать или видеть своими глазами. Обо всем у нас складывается свое, особенное впечатление, которое не является частью объективной характеристики объекта. Например, синий цвет меня успокаивает, а Луну я всегда вижу как плоский диск.

Но философы, придерживающиеся редуктивного материализма, сталкиваются со следующей, более серьезной проблемой. Материалисты уверены, что, если толково объяснить дуалистам принцип редукции, то они тоже поймут, что психическое состояние или какая-то его часть идентичны материальному. Именно утверждение об идентичности ставит под сомнение всю концепцию редуктивного материализма, потому что материалисты неверно используют понятие «идентичность» («такой же, как»). Что они вообще имеют в виду, утверждая, что «состояние сознания идентично состоянию мозга»? Ничего – потому что это бессмысленное утверждение. Если бы состояние сознания было тождественно состоянию мозга, то утверждение «Я вижу дерево» было по смыслу буквально таким же, что научное объяснение этого феномена. Но смыслы того и другого совсем разные.

Некоторые философы, к примеру, Пол Черчланд [22], считали, что у нас просто всегда не хватало концептуального и словарного запаса, чтобы рассуждать по каждому поводу о сложных научных вещах. Но на самом деле разгадка заключается в том, что психическое состояние – это нечто нематериальное, в корне отличающееся от материального состояния мозга. Даже владея нужными терминами и понимая концепции, необходимые для установления (нелегитимной) связи между ментальным и физическим состояниями, мы не думаем о состоянии мозга, когда говорим о состоянии сознания. Лэрд Аддис пишет:

«Хотя редуктивные материалисты не сдаются в попытках определить психические понятия материалистическими терминами, всегда получается, что из предлагаемой модели редукции есть какие-то исключения. Многим из нас эти попытки, терминологические или эмпирические, кажутся столь же вымученными, как и любые попытки доказать, что две разные вещи представляют собой одно и то же, как попытки доказать, что приливы и отливы – это лишь относительное расположение Солнца, Земли и Луны, и ничего более» [23].

Конечно, если я утверждаю, что ментальные и физические состояния – это кардинально разные вещи, то из этого следует, что к ним нельзя применить концепцию идентичности. Но на самом деле я исхожу от обратного. В первую очередь, мы не можем объединить два эти состояния концепцией идентичности, и поэтому понимаем, что состояния сознания и мозга не равноценны. Учитывая первостепенное значение концепции идентичности, еще более фундаментального показателя различия между двумя этими состояниями нам не найти. Яблоко – это не апельсин, а миска с жижей – не кукурузные хлопья. Они не идентичны друг другу, они – не одно и то же. При этом пусть концепция идентичности и позволяет увидеть нам разницу между психическим и физическим состояниями, она не становится причиной этого различия. Два эти понятия изначально различны, и неприменимость концепции идентичности является, скорее, результатом их разности.

Как я упоминал ранее, возможно, создатели «Матрицы» – не редуктивные материалисты, а элиминативные. Элиминативный материализм – взгляд, который подразумевает, что никаких состояний, кроме материальных, не существует в принципе. Не нужно путать это с бихевиоризмом: бихевиоризм – это психологический метод, берущий за основу всего поведение человека. Материализм и все его подвиды фокусируются на материальных объектах Вселенной. Элиминативный материализм подразумевает, что наша способность рассуждать о психологических состояниях – всего лишь следствие развития языка, и по факту мы испытываем примерно те же ощущения, что компьютер, стоящий на столе, – то есть никакие. С этой точки зрения я ничего не вижу, не слышу и не чувствую в традиционном смысле этого слова. Подобные взгляды достаточно популярны среди ученых и многих философов, и это, мягко говоря, пугает. Ученым такое безумие простить можно, но философам – отнюдь, потому что философских пробелов в этой теории достаточно много.