Уильям Ирвин - Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности

Чтобы проиллюстрировать, насколько ценна возможность делать собственный выбор, гарвардский философ Роберт Нозик предлагает следующий мысленный эксперимент:

«Давайте пофантазируем, что существует некий аттракцион, способный обеспечить любой желаемый опыт. Лучшие нейрофизиологи стимулируют мозг таким образом, что человек чувствует, как пишет бестселлер, знакомится с новым другом или читает захватывающий детектив. Все это время человек барахтается в аквариуме с жижей, опутанный электродами, посылающими сигналы в мозг. Подключились ли бы вы к такому аппарату навсегда, заранее запрограммировав всю свою жизнь? О том, что вы можете что-то упустить, можно не беспокоиться: корпорации давно вдоль и поперек изучили человеческие нравы и точно знают, что вам нужно. Они предлагают выбрать из огромного каталога идей жизненный опыт на, допустим, два года. Спустя два года вам дается десять минут (или десять часов), чтобы выбрать, что будет происходить в следующие два года вашей жизни. Конечно, погружаясь в аквариум, вы забываете, что все это ненастоящее, и действительно проживаете этот опыт. Любой может подключиться к такому девайсу, поэтому никому не нужно отключаться, чтобы кого-то обслужить (оставим без внимания вопрос, что произойдет, если к машинам решат подключиться все). Пошли бы вы на такую сделку? Что вообще по-настоящему заботит нас, кроме ощущения внутреннего комфорта?» [30].

Аттракцион опыта Нозика и Матрица во многом похожи. В обоих случаях нужно барахтаться в аквариуме, везде напрямую стимулируются нервные клетки мозга, а опыт внутри машины неотличим от реального. Единственное различие заключается в том, что в раскладе Нозика люди каждые два года отключаются от аппарата. В Матрице же люди обычно на всю жизнь. Почему же не стоит подключаться к этому девайсу? Нозик приводит три аргумента:

«Во-первых, мы хотим совершать некоторые действия, а не просто иметь опыт их совершения. Во-вторых, нам всем хочется обладать определенными качествами, а человек, болтающийся в аквариуме с жижей, – это просто бесформенный сгусток материи. Невозможно сказать, смелый ли он, добрый, остроумный, любящий? И не просто „невозможно сказать“, он точно не обладает никакими качествами. Ну и третья причина – подключение к такого рода машине ограничивает нашу реальность до рамок, созданных другими людьми. В такой реальности невозможно достичь глубин мысли, можно лишь симулировать развитие».

Как сказал один известный философ, «быть – значит действовать». Люди, подключенные к аттракциону опыта, ничего не делают. Они не совершают никаких действий или выборов, и в итоге у них просто не сформирована личность. Они никогда не принимали ответственность за свои поступки, они не могут быть злыми или добрыми. Как подметил Нозик, «бесформенные сгустки материи».

Кажется, в жизни людей, выбравших подключение к машинам, действительно не хватает чего-то ценного и достойного. Будучи лишены способности делать настоящий выбор, они не могут быть настоящими людьми. Однако, как показывает пример Пифии, нет никакой уверенности в том, что люди в реальном мире делают реальный выбор. Есть ли у них возможность влиять на свою жизнь, или все их решения предопределены?

Пифия в «Матрице», как и ее коллега в Дельфах, – жрица, предсказывающая будущее. Дельфийская Пифия восседала на треножнике, установленном над расщелиной в скале, из которой исходили пары газа – по тогдашним верованиям, дыхание Аполлона. Пифию в «Матрице» мы впервые встречаем на кухне, где она, восседая на трехногом табурете, вдыхает аромат печенья пекущегося в духовке. Когда из расщелины в Дельфах перестал испаряться газ, греческие жрецы стали жечь белладонну и дурман, обнаружив, что их пары тоже неплохо справляются с формированием предсказаний. Возможно, сигареты Пифии в «Матрице» – отсылка как раз к этому эпизоду. У обеих Пифий над входом в их святилище начертана фраза «Познай себя» – только у одной на латыни, а у второй на древнегреческом.

Древнегреческие полководцы и правители не принимали никаких серьезных решений, не посоветовавшись с Оракулом. Перед своим первым походом Александр Македонский отправился в Дельфы. Предание гласит, что жрица тогда не принимала, но Александр выследил ее и заставил предсказать его судьбу. Она же в гневе воскликнула: «О, дитя, ты непобедим!» Александр посчитал это благим предзнаменованием и отправился завоевывать мир.

Люди, верящие в подобные предсказания, обычно верят в судьбу. Фаталисты убеждены: то, что должно произойти, произойдет, независимо от наших действий. Вспомним миф об Эдипе. Провидица предсказала, что он убьет отца и женится на собственной матери. Чтобы избежать ужасной участи, Эдип покинул родной город, но предсказание все равно в точности сбылось.

Философ Ричард Тейлор считал традиционное представление о судьбе – что все события, которые должны произойти, произойдут, причем независимо от любых других событий, – «чрезвычайно преувеличенным», потому что в нем не учитывается то, что между событиями обычно присутствует причинно-следственная связь. «В мировой истории трудно отыскать хоть одного фаталиста, – утверждал он. – Фатализм – это уверенность в том, что все, что происходит, неизбежно» [31]. Но, учитывая точность предсказаний Пифии, кажется, что в мире «Матрицы» фатализм – наиболее логичная точка зрения.

«Пифия что, знает всё ?» – спрашивает Нео по дороге к ее квартире. «Она бы сказала, что знает достаточно», – отвечает Морфеус. Действительно ли Пифия всеведущая , правда ли она знает не только то, что произошло, но и то, что произойдет? Знание, что Нео разобьет вазу, сбывшиеся пророчества о том, что Морфеус отыщет Избранного, Тринити в него влюбится, а Нео придется выбирать между своей жизнью и жизнью Морфеуса, заставляют всерьез рассматривать такую вероятность. Она даже видит, что Нео еще не стал Избранным во время первой их встречи – он чего-то ждал, возможно, следующей жизни, и в итоге действительно обрел силы после того, как «умер» и был «воскрешен» поцелуем Тринити. Проблема тут только в том, что ее всеведение в корне подрывает концепцию свободы воли.

Насущный конфликт между всеведением и свободой хорошо известен христианским богословам. В традиционной концепции христианства Бог представляется всемогущим, всеведущим и всеблагим. При этом христиане также верили в свободу воли. Но если Богу известно все, что мы когда-либо сделаем, как мы можем сделать что-то помимо этого? Средневековый государственный деятель и философ Боэций (480–524) дает довольно раннее лаконичное определение этой дилеммы: