Уильям Ирвин - Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности

Заметьте, я не спрашиваю, возможно ли , что новые убеждения Нео (что он всю жизнь провел в Матрице и теперь выбрался из нее) были ложными. Очевидно, что это возможно . Возможно, Матрицы не существует, Нео продолжал жить в привычном мире, а красная таблетка просто выступала сильнейшим галлюциногеном (надеюсь, это не так – многих бы эта новость сильно разочаровала). Но это всего лишь одна из возможностей, и не обязательно правдивая. Возможные сценарии не должны отвлекать нас от обсуждения вероятных , потому что именно наиболее вероятные сценарии заслуживают нашего внимания.

Что же получается в итоге – разумна ли вера Нео в то, что он жил в Матрице, а после был освобожден? Если да, то можно даже заявить: он знает, что это правда. Принимая во внимание вероятность ошибки, будем считать это знание обыкновенным.

Давайте всерьез рассмотрим вариант, что у Нео не было веских причин поверить Морфеусу и собственным ощущениям. Итак, представим, что Нео 25 лет, и все 25 лет своей абсолютно нормальной жизни он должен выбросить из головы после нескольких очень странных дней. Сказать, что его решения довольно поспешны – ничего не сказать, особенно с учетом, что они принимались под воздействием неизвестной красной таблетки.

Ситуация выглядит еще более жалко, когда мы понимаем, что инструменты, с помощью которых Нео должен оценить новую информацию, были полностью сформированы во время его предыдущей жизни, которую он как бы должен отбросить. Иными словами, Нео может оценить ситуацию, только исходя из опыта, который он заработал за первые 25 лет своей жизни. Но если он выбирает веру в существование Матрицы, то, по логике, он не может опираться на интерпретацию предыдущего опыта (жизни в Матрице). Вот скромный и неполный список общих принципов, которыми в обычной жизни руководствуются люди и от которых Нео предстоит отказаться:

1). люди обычно не врут, поэтому большая часть того, что они говорят – правда;

2). если вам кажется, что кто-то рядом с вами говорит на родном языке, то, скорее всего, так и есть;

3). если вы можете вспомнить, как что-то сделали, то, скорее всего, вы это сделали;

4). люди не меняются телами, когда касаются друг друга;

5). у людей, когда они злятся, не отлетают головы;

6). звук шагов не является частью межличностной коммуникации, поэтому не требует интерпретации;

7). когда вам кажется, что объект вдали от вас увеличивается, значит, он приближается к вам. Соответственно, если он становится меньше, то, наоборот, удаляется;

8). вещи продолжают существовать, даже когда вы на них не смотрите.

И другие негласные правила интерпретации реальности, которые для нас настолько очевидны, что мы забыли об их существовании или даже никогда не формулировали. Мы (я, вы, Нео) не просто верим в эти странные, но нерушимые законы – у нас есть для этого все основания. Но несмотря на их очевидность, мы не рождаемся со знанием этих правил. Что же дарит нам столь слепую уверенность?

У нас есть все основания полагаться на эти закономерности, потому что они соответствуют нашему прошлому опыту, а у нас нет оснований не доверять нашему прошлому опыту [10] Я – один из эмпириков, считающих, что идея объяснительной согласованности центральна для понимания эпистемологического подтверждения. . Но людям с другим опытом они могут казаться не очевидно верными, а заведомо ложными. Получается, обоснованность этих эмпирических принципов зависит от нашего предыдущего опыта. Если вы не можете доверять своему предыдущему опыту, значит, у вас нет причин доверять этим принципам. Закономерности, которые я отметил в своем списке, играют особую роль, потому что они помогают нам оценивать то, что происходит прямо сейчас.

Выходит, мы можем корректно интерпретировать текущее положение вещей, только если действительно можем полагаться на нерушимые принципы интерпретации. Но на эти принципы мы имеем право полагаться, только если не сомневаемся в своем прошлом опыте. Если Нео верит, что весь его предыдущий опыт был спроектирован злобными машинами, у него нет никаких оснований далее опираться на него. Соответственно, он не может доверять привычным принципам интерпретации и опираться на них, оценивая текущую ситуацию.

В зависимости от нашего жизненного опыта, какие-то вещи кажутся нам обыденными, а другие – неожиданными. Мы бы не ожидали узнать, что люди, с которыми мы общались всю жизнь, на самом деле говорят не на нашем языке, а на языке, который очень похож на наш, но все слова в нем имеют совсем другое значение. Мы бы удивились, выяснив, что некоторые люди всегда лгут по вторникам и четвергам, а у кого-то от злости действительно отлетает голова. Мы делим вещи на странные и неожиданные или нормальные и обыденные в зависимости от того, к чему мы уже привыкли. Раз Нео не может доверять своему прошлому опыту, то он больше не вправе ожидать того, что привык ожидать. Он больше не может считать ситуацию «нормальной», «странной» или «неожиданной», потому что его ориентиры сбиты. Если бы Морфеус, к примеру, заговорил бы с ним на языке, звучащем как английский, Нео бы по привычке решил, что это и есть английский, потому что всю его жизнь это так и работало. Но ведь он больше не может доверять своей предыдущей жизни, потому что она была сгенерирована компьютером. Таким образом, у Нео не было бы оснований полагать, что Морфеус говорит по-английски, что он не врет, что у него не отвалится голова, когда он злится, потому что обоснование этих фундаментальных принципов основано на опыте, которому он уже не может доверять.

Если Нео верит, что провел всю жизнь в Матрице, и весь его опыт был сгенерирован злобными компьютерами, то он не может принимать за чистую монету историю Морфеуса. А если у Нео нет оснований верить Морфеусу, когда тот говорит, что Нео провел всю жизнь в Матрице, значит, у Нео нет оснований верить, что он провел всю жизнь в Матрице. Итак, мы получаем убеждение, опровергающее само себя. Сам факт того, что вы в него верите, подрывает наличие у вас веских причин верить в него. (Еще один подобный анекдотический пример: «Я так плохо умею считать, что ровно 50 % моих утверждений, содержащих цифры, ошибочны».)

Конечно, мы, как зрители, имеем доступ к более широкой картине. Мы знаем, что Матрица во многом похожа на реальный мир, поэтому у Нео, склонного верить в то, что Морфеус говорит по-английски и говорит правду, в итоге все получается. Но у него, в отличие от зрителей, нет ни единой причины верить в то, что Матрица похожа на реальность. Можно поспорить, что его новые впечатления быстро докажут эту схожесть, – но его новые впечатления бесполезны, если он не может больше полагаться на предыдущие критерии оценки реальности. А ранее мы доказали, что он не может на них полагаться, потому что не может доверять своему прошлому опыту. Он не может доверять новым впечатлениям, если не доверяет старым.