Андрей Лыхин - Золотая паутинка памяти. Годы 1957 – 2012

Процесс топки печи должен был проходить под пристальным надзором взрослого члена семьи, так как необходимо было вовремя передвинуть поленья от краев топки к её середине, где поленья прогорают в первую очередь, для этого и нужна кочерга, затем добавить новых дров, так как одной закладки, одной топки, было недостаточно. Во вторую очередь закладывали лиственничные дрова, они давали самый большой жар. Финальным аккордом являлось закрытие трубы, закрытие той самой вьюшки-заслонки-задвижки на последнем вертикальном дымоходе. Вся трудность заключалась в том, что в топке не должно остаться не сгоревших поленьев, для чего печку «шуровали» – перемещали кочергой поленья и угли относительно друг друга, мало того, оставшиеся в печи угли не должны излучать голубоватых язычков пламени, это был «угар» – страшный газ, который мог отправить на тот свет всех, кто уснул в доме. Если же случилось так, что в печи осталось не сгоревшее полено, так называемая «головёшка», то в ход шли щипцы и ведро с небольшим количеством воды, в которое бросали «головёшку» и быстро выносили на улицу. Не сгорали до конца обычно поленья недостаточно высохшие, они как правило лежали внизу сложенной поленницы, а также могли превратиться в «головёшку» поленья с большим и толстым сучком.

Но вот все благополучно завершилось, труба закрыта, печные колодцы и весь печной массив, сложенный из полнотелого глиняного кирпича, начинал «работать» – нагреваться, а затем отдавать свое тепло в помещение. Некоторые детали конструкции печной топки – стенки печной топки – выкладывали из огнеупорного кирпича, а колосники были самодельными, сваренными из толстых металлических прутьев или арматуры, потому как заводские колосники из магазина попросту плавились, не выдерживая интенсивного режима эксплуатации.

Помимо перечисленных выше навыков, полученных мною от отца, запомнились первые уроки по электробезопасности и основным правилам эксплуатации бытовых электроприборов. В возрасте 9—10 лет я уже знал, что медный провод лучше алюминиевого, что скрутки проводов при монтаже должны выполнятся очень тщательно, их длина должна быть не менее восьми диаметров скручиваемого провода, все болтовые соединения необходимо затягивать изо всех сил. Наличие напряжения в проводах отец проверял тыльной стороной ладони, индикаторы появились позднее. Корпуса электрических розеток, выключателей, вилок изготавливались в то время из эбонита и были достаточно прочными. Розетки имели контакты с пружинами, крепились детали на солидных болтовых соединениях и розетки выдерживали силу тока в 10 ампер. Выключатели были оснащены пружинкой, позволяющей создать плотный контакт при включении. Разборная вилка позволяла произвести первичный ремонт своими силами, заменить подгоревшие контакты, отремонтировать место соединения с электрическим шнуром – самое слабое место во всей цепочке соединений. Конструкция электроутюгов позволяла производить ремонт или замену спирали, которая нагревала утюг, и которая находилась в керамических изоляторах, напоминающих маленькие бочонки, внутри корпуса утюга.

В седьмом классе у меня была уже целая коробка разных контактов, пружинок, болтов, гаек, проводов и прочей мелочевки, необходимой для ремонта разных бытовых электроприборов. Высшим пилотажем считалась замена предохранителей в пробках на медные проводки и временная остановка электрического счетчика – прибора учета потребляемой электроэнергии, которые имелись в каждом доме, в каждой квартире, но об это лучше промолчать.

Детали переезда на новое место жительства в 1959 году я не помню, был слишком мал. Первые детские впечатления о поселке Горно-Чуйский связаны с получением жилья: это была двухкомнатная квартира в двухквартирном доме. Запомнил печку, зыбку – подвесную люльку для грудных детишек и большие сугробы снега.

К кирпичной печной стене любили прижиматься, по-моему, все ребятишки, набегавшись на морозном воздухе, в зыбке качали мою младшую сестру Ольгу, родившуюся 13 октября 1959 года уже в Горно-Чуйском, а сугробы снега были настолько большими, что в них устраивали пещеры и проходы между ними. Особенно большими наносы снега были вдоль заборов – это следствие завеев ветра, как говорили взрослые.

Квартира наша имела следующую планировку. Поднявшись на крыльцо, попадаешь в веранду, имеющую две оконных рамы, одна смотрит во двор, другая – на дорогу. На веранде у нас стоял стол, была кровать, настенные полки для разных предметов. Справа от входа, за дощатой дверцей, находилась небольшая кладовая, где на полках и в подвешенном состоянии, в тканевых мешочках, в авоськах, находились продукты и прочие хозяйственные припасы. Прямо по ходу располагалась массивная дверь, ведущая непосредственно в жилые помещения. Открыв эту дверь, попадаешь на кухню, где мы раздевались, умывались, готовили и принимали пищу. Немалое место на кухне занимала печка. Проблему раздевалки и умывальника решала небольшая дощатая перегородка справа от входа. С одной стороны на этой перегородке можно было увидеть вешалку для верхней одежды и с полочкой для головных уборов, с другой стороны перегородки висел умывальник, зеркало и полочка для предметов личной гигиены. У окна стоя кухонный стол, в углу обосновался кухонный буфет. Слева находилась дверь, ведущая в большую комнату, которую называли зала. В этой комнате было два окна, выходящие на дорогу, между окнами стоял комод с ящиками для одежды и постельного белья, на комоде, на красивой скатерти с выбивками, стояло зеркало-трельяж, часы-будильник, которые каждый вечер приходилось «заводить», то есть закручивать пружинный механизм. Здесь же стояли вазочки в виде соединенных березок с вставленным крашеным ковылём, флакон одеколона в виде виноградной лозы.

В зале стоял диван, плательный шкаф, двухспальная кровать родителей, а в центре находился круглый стол с опускающимися сегментами столешницы, для экономии комнатного пространства. Прямо через кухню можно было пройти в детскую комнату, где углом стояли две кровати, у окна находился письменный стол, на стене висела полочка для книг и ученических принадлежностей.

Печь грела все три помещения. В кухне печка располагалась сама, залу грела большая сторона.

Все четыре окна на зимний период утеплялись вторыми рамами, между которыми для красоты глаза на белую вату устанавливали кусочек оленьего мха – ягель и ставили маленькую емкость с простой поваренной солью. Стыки по периметру рамы конопатились тряпичными лоскутками, замазывались пластилином. Кто-то красил эти стыки, кто-то заклеивал их бумажной лентой, используя мыло или клейстер – мучной клей. Можно было просто намазать ленту горячей вареной картошкой, и бумага очень крепко приклеивалась к любой поверхности. По подоконнику укладывали узкую тряпку, концы которой упускали в подвешенные бутылки для сбора конденсата и растаявшей изморози с окон.