Александр Филатов - Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)

– Точно! Не подумал. Запарился – ведь столько забот! В общем, перепоручил я проверку другим, вроде надёжным людям. Лично поручиться не могу. Но проверяли-то его профессионалы…

– В условиях секретности? – Не зная ни фамилии, ни образования?!

– Верно!… Алексей! А ты мог бы подождать? Или у тебя, то есть, у нас , горит с этой операцией в ФРГ.

– Да, в общем-то, не горит. Есть больше двух недель. А инструктаж я опытному человеку за день вдолблю в память намертво.

– Давай, тогда отложим. А я тут сам перепроверю. Идёт?

– Договорились! И вот ещё что: мне, всем нам твоё здоровье слишком дорого, что бы им рисковать. Нельзя ли всё же как-то отрегулировать режим труда и отдыха? Ведь не железные мы!

– Спасибо за напоминание! Ты, Алексей, как и обычно, прав! Ну, покеда!

– До свидания! Всего доброго!

Так было предупреждено серьёзное осложнение в деятельности НИИ. Точнее, не только одного НИИ…

Через неделю с небольшим генерал Шебуршин позвонил Фёдорову и сообщил, что намеченный кандидат (то есть, Коваленко), узнав о предстоящей проверке, не стал её дожидаться. Он нелегально перешёл границу по имевшимся у него на руках документам и… попросил в посольстве США в Швеции политического убежища. С этим тоже что-то надо было делать!

________________

Посреди ночи с субботы на воскресенье Михаил внезапно проснулся. Рядом тихонько похрапывала Лариска. Внешне всё было спокойно, но какая-то тревога не оставляла Михаила. Не оставляла, вот уже несколько дней. Михаил попытался отбросить всё это прочь, полежал несколько минут, „считая слонов“. Это не помогло. Сон не приходил, а тревога не исчезала. Тогда он осторожно убрал тонкую руку Лариски со своей груди, буйно заросшей густыми, жестковатыми рыжими волосами. Осторожно поднялся с постели и прошёл в кухню. Свет он зажигать не стал, а уверенно, на ощупь открыл холодильник, достал оттуда порядком начатую бутылку „Столичной“ и отхлебнул прямо из горлышка с пяток хороших глотков. Так же, на ощупь, открыл форточку, из которой сразу же потянуло ночной прохладой.

Усевшись под форточку на табурет, Михаил взял со стола открытую пачку „Беломора“ и закурил. От водки по всему телу уже успело разлиться привычно приятное тепло, голова слегка блаженственно закружилась. Сигарета тоже сделала своё дело, но тревога не проходила. „Ну, что же, попробуем разобраться!“ – решил Михаил Григорьевич Коваленко. Возникла эта тревога сразу же после основательного психологического тестирования, которому он подвергся на прошлой неделе. Нет, у него не было сомнений в том, что на этой проверке он всё время отвечал правильно . Так же он был уверен и в том, что ещё до этих тестов он так же правильно прошёл тест на полиграфе: уж что – что, а как работает полиграф, он знал досконально. Всё же – психолог! Да и перед первой своей засылкой в ФРГ, ещё когда начальником Первого главка был Шебуршин, его свои же основательно поднатаскали на тему о том, как вести себя на „детекторе лжи“. Так что, с этим – всё в порядке. Но Михаилу сильно не понравилось, что всем этим последующим психологическим тестам он подвергся не у себя дома – в Ясенево, а институте Сербского. Подвергся анонимно, так что тестировавшие его психологи не знали с кем имеют дело, не говоря уж, конечно, о сфере его профессиональной подготовки и, тем более, деятельности. Кое-что хорошее в этом было: специалисты из института судебной психиатрии не знали, что имели дело со своим бывшим коллегой. Не знали, а посему проводили его обследование совсем не так, как следовало бы.

Разумеется, никакие психологи не сумели бы докопаться до того, что за время своей работы нелегалом в ФРГ Михаил сумел обзавестись и надёжными документами „на всякий случай“, и кое-какими денежными средствами. Это не так уж трудно было сделать, используя его тамошнее официальное прикрытие – легенду торговца подержанными автомобилями. Она позволяла ему свободно ездить по стране, что вполне устраивало его начальство: ведь от него вовсе не требовалось того, что требовалось от Штирлица. Нет, задачи Коваленко – рядового сотрудника ПГУ – были куда скромнее!

Но все эти тестирования, устроенные ему руководством на прошлой неделе, оставили у Михаила впечатление, что ему не доверяют. Да, именно так: не доверяют, хотя, внешне, для этого не было, как будто бы, никаких оснований. Михаил курил подряд вот уже третью папиросу, хлебнув в перерывах ещё несколько раз из заветной бутылки. Однако ничего путного в голову ему не приходило. И тут ему в голову как стукнуло: „Стоп! А что было по его возвращении из командировки?!“ Это действительно важно. Да, разумеется, всё, вроде бы, было хорошо: он получил майора, медаль. Отозван был по причине возникшего к нему какого-то пока что непонятного „интереса“. Интереса, но ведь – не провала! Ясно было и то, что в этой связи он не может сразу же вернуться в ФРГ, может быть даже его вообще туда больше не пошлют… Но за всеми такого рода обстоятельствам и Михаил как-то упустил из виду то, что поначалу показалось ему лестным. А лестным был для него вызов к Самому . Самому серьёзному и грозному главе „конторы“ генерал-полковнику Шебуршину. Собственно, встреча была короткой – едва какие-то три – четыре минуты.. Но за это время генерал, за последние годы коренным образом изменивший и всю работу конторы, и царивший в ней дух, успел и окинуть Михаила своим пронизывающим взглядом, и, вроде невзначай, вспомнить „афганские дела“, и предложить новую, интересную работу. Работу, как выразился генерал, „очень важную и ответственную, не в Европе“.

На этом, собственно, и закончилась тогда встреча с грозным шефом. Михаилу тогда, после всего, что было по возвращении, показалось, что дело в безопасности, в угрозе его раскрытия в ФРГ. А слова „не в Европе“ он понял как „вследствие угроза провала в ФРГ“. Но ведь потом-то, потом он получил распоряжение – о прохождении всех этих тестов – не по линии Первого, а от сотрудника Второго главка – контрразведки. „Как же это я тогда сразу не понял?!“ – осенило Михаила,– „Ведь это означает мой отзыв! Отзыв и перевод на работу внутри страны!… Не исключено, что по той причине, что я когда-то успел засветиться. Засветиться, занимаясь в Германии коммерцией в свою пользу… Но это означало ещё одно, гораздо более важное: прощай выезд, прощай надежды на переселение на Запад, прощай надежды обзавестись там своим собственным «делом»! А уж из-за недоверия или действительной угрозы провала – совершенно не важно!“

Коваленко затушил окурок в чуть ли не доверху заполненной пепельнице, поднялся с табурета и всё так же, не зажигая света, вернулся в постель. Лариска так и не просыпалась за то время, пока он сидел в кухне. Сидел и курил, мучительно ища причину своей непонятной тревоги, возникшей вследствие всех этих последних событий. „Подожду конкретных предложений о моей новой работе“, – решил Михаил, – „Если решат меня замариновать здесь, в Союзе, смоюсь из этой страны! Ничего мне в этой стране не светит!… Вот Лариску, пожалуй, жалко: хорошая баба попалась – жениться на ней не требует, не пристаёт с этими идиотскими разговорами о детях, к тому же – заботливая! Ладно – не первая и не последняя!“ С этой мыслью разведчик Коваленко, недавно отозванный из ФРГ, осторожно улёгся рядом со своей последней сожительницей и почти мгновенно заснул.