Александр Шаргородский - Второй закон Джаги-Янкелевича

ГОЛОС.Понятно. А что такое «Правда»?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы не знаете, что такое «Правда»?! Орган ЦК КПСС! (он спохватился) . Но в руках у него будет «Monde». «Monde». Вы слышите? В руках у Шопена будет «Monde»!

ГОЛОС.Теперь понятно. А у кого же будет «Правда»?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Никакой «Правды» не будет! Будет ЯНКЕЛЕВИЧс «Monde»!

( ЯНКЕЛЕВИЧповернулся к залу)

ЯНКЕЛЕВИЧ. Что вы хотите, я все еще был там, в России… А там, когда мы шли встречаться с незнакомым человеком, мы все держали в руках «Правду». Потому что если б вы держали в руках «Monde», вы б уже ни с кем ни встретились…

ГОЛОС. (в трубке) Аллё!.. Аллё!.. Куда вы пропали?

ЯНКЕЛЕВИЧ. (вновь в трубку) Дела! Когда такая фирма — приходится разрываться! Итак: Люксембургский сад, Шопен, ЯНКЕЛЕВИЧс «Monde». Вы будете с пистолетом?

ГОЛОС. (удивленно) Зачем?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Я знаю… Во всяком случае, мсье ЯНКЕЛЕВИЧбудет со шрамом.

ГОЛОС.С каким шрамом?

ЯНКЕЛЕВИЧ. С небольшим, не пугайтесь. Под левым глазом.

ГОЛОС.На него уже нападали?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Не то слово! Он вам все расскажет при встрече. ГОЛОС.Ясно… А я буду в очках.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (удивленно) Вы плохо видите?

ГОЛОС.В дымчатых…

ЯНКЕЛЕВИЧ. А… Только прошу не опаздывать. ЯНКЕЛЕВИЧэтого не любит. Точность — вежливость королей.

ГОЛОС. (испуганно) Он что — король?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Некоронованный, если хотите.

И он повесил трубку и обратился в зал.

ЯНКЕЛЕВИЧ. А чем я был не король?.. Я, если вы заметили, еврей, а тогда, в той антисемитской стране, все евреи вдруг стали королями, а еврейки — королевами. Представляете — больше двух миллионов королей! Вы можете спросить — чего вдруг мы все стали королями? Я вам скажу. А потому, что впервые за всю историю советской власти евреям разрешали покинуть пределы этой беспредельной страны. И только им и больше никому другому из равноправных народов. Тем самым марксистско-ленинская философия в полном согласии с Торой признала евреев избранным народом, то есть королями. Вы знаете, как выпускали этих королей? Королей продавали. И не в рабство, как продают обычно — на сей раз на свободу. И как продавали! Вы помните, сколько взяли братья за бедного Иосифа? Тридцать серебренников! Что это по сегодняшнему курсу доллара? Евреев же продавали за прецизионные станки и золотую пшеницу, за бокситы и компьютеры, за баранину, говядину и даже свинину. Евреи стали драгоценностью, дороже алмазов и жемчугов и даже стойкой валюты, и рассматривались наравне с золотым фондом страны.

Если вы думаете, что все другие народы не мечтали стать золотым фондом — вы глубоко ошибаетесь. Но их никуда не выпускали, и они завидовали евреям, их собакам и кошкам, их пернатым и грызунам, потому что даже эти твари могли уехать, а они — нет!

Ни русских, ни латышей, ни узбеков, ни представителей всех прочих наций не выпускали и не продавали ни за что, даже за детант, даже за безъядерную зону в Европе — не могла же, в самом деле, монолитная и сплоченная партия остаться одна!

Бикицер — чтобы уехать, надо было, хочешь — не хочешь, «становиться» евреем или его ближайшим родственником. Евреями стали объявлять себя антисемиты и юдофобы, магометане и почитатели Будды и даже один из членов Политбюро, вдруг обнаруживший, что в его жилах течет немного еврейской крови. Так, на всякий случай…

И вся страна днем и ночью охотилась за еврейскими женихами и невестами… Это было счастливое время. Могли жениться или выйти замуж все евреи — поверьте мне — косые и шепелявые, подслеповатые и кривые, и даже импотенты, и даже с небольшим горбиком… И даже с большим… Между нами, я вам скажу, что наконец-то восторжествовал великий ленинский принцип дружбы народов — все вдруг захотели дружить — и все с евреями. Старики, по сравнению с которыми я — мальчик, женились на румяных красавицах. Они подмигивали им своим единственным глазом, который не мигал уже более пятидесяти лет, и те страстно бросались им в объятия. Ну, теперь скажите — мы были короли или нет? И я, по-вашему, не король?

Короче, я чисто выбрился, выбрал самый лучший костюм — это не трудно, когда он у вас единственный — взял «Monde» и пошел к Шопену. Академик меня уже ждал.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬвнимательно изучал ЯНКЕЛЕВИЧА. Он приблизился, два раза обошел вокруг него и, наконец, остановился.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Простите, это Шопен?

ЯНКЕЛЕВИЧ.Шопен.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.А это — «Monde»? (он указал на газету) .

ЯНКЕЛЕВИЧ.«Monde».

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.Значит, вы — мсье ЯНКЕЛЕВИЧ! (он протянул руку) Джага!

ЯНКЕЛЕВИЧ. ЯНКЕЛЕВИЧ.

Они пожали друг другу руки.

ЯНКЕЛЕВИЧ.Ого! (он даже подул на ладонь) .

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.Простите… Совсем забыл… Я обычно не здороваюсь за руку.

ЯНКЕЛЕВИЧ.Почему?

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Могу повредить. (он согнул правую руку в локте) Попробуйте!

ЯНКЕЛЕВИЧ.Что?

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Бицепсы.

ЯНКЕЛЕВИЧосторожно пощупал.

ЯНКЕЛЕВИЧ.Ай-я-яй! Сталь!

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Поднимаю коня. Тяжеловоза! (он поднял ЯНКЕЛЕВИЧАлевой рукой и подержал некоторое время в воздухе) .

ЯНКЕЛЕВИЧ.Поставьте меня, пожалуйста, на землю. Я боюсь высоты.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬопустил и вытянул в его сторону левую руку.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.Попробуйте!

ЯНКЕЛЕВИЧ.Верю! Безоговорочно верю.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.Первое место на конкурсе культуристов во Флоренции. Меня сравнивали с Давидом. Мы стояли рядом, на одной площади. Вы помните площадь Синьории?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Что за вопрос!

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Вот там был конкурс. На фоне Давида. И я победил.

ЯНКЕЛЕВИЧ.Это понятно. А какое место занял Давид?

ДЖАГАшироко улыбнулся.

ДЖАГА.Я вас сразу узнал. Только очень богатые люди одеваются так скромно. Как сказал ваш камердинер — некоронованные короли…

ЯНКЕЛЕВИЧ. Он любит пошутить.

ДЖАГА.Да, да, я понимаю… Но если б вы знали, как просто одевался Онасис.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы его знали?

ДЖАГА.И очень близко. Я был в ближней охране, по левую руку… По левую я был от Картера и Элизабет Тейлор, а по правую от Жоржа Помпиду.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (поражен) И вы их всех охраняли?

ДЖАГА.Еще и как! Помпиду, например, я спас жизнь.

ЯНКЕЛЕВИЧ.Постойте, постойте — мне казалось, что он умер.