Ата Каушутов - Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) [сборник]

— Я же не о нем, я о вине разговор веду!

— Настоящее вино — это чистый виноградный сок. Пей литр каждый день — сто лет проживешь и на молодой девушке женишься, — смеется Вахтанг.

Вино у него тоже какое-то особенное — его терпкая горчинка освежает, бодрит, мысли становятся четкими и сами собой складываются в стихотворные строчки. Признаюсь в этом Вахтангу. Он обнимает меня за плечи, подмигивает веселым, похожим на черно-синюю виноградину глазом.

— Я же тебе говорил, дорогой: грузинское вино — эликсир!

Вернувшись в Ашхабад, в привычную сумятицу повседневных дел и забот, я на какое-то время позабыл о Чары, Кончилось лето, прошли осень и зима. Дни мелькали словно телеграфные столбы в окне транзитного вагона, мчащегося со скоростью семьдесят километров в час. И когда «вагон» мой задержался на одной из станций, я вдруг увидел, что в мире уже весна, что бело-розовым пчелиным жужжанием поют абрикосовые деревья, а клен развесил тонкое изящество своих соцветий. И только бесприютный, неухоженный куст винограда одиноко тянет по земле узловатые, похожие на старческие руки, плети, в тщетной надежде, что кто-то поможет ему подняться к благодатному весеннему солнцу. И мне стало немножко грустно, что в этом весеннем раздолье, среди цветения, жужжания, ошалелого птичьего щебета и свиста, есть место бесприютности и одиночеству, есть безмолвный и безответный крик о помощи.

Он давно уже мозолил мне глаза, этот сиротливый виноградный куст, обреченный на прозябание. Никто за ним не ухаживал, не подрезал, не подвешивал лозы, не поливал. Он боролся за жизнь сам, как умел. Когда поливались абрикосы, он урывал у них малую толику влаги. Когда щедро поили раскинувшийся широким зеленым шатром клен, виноградный куст пытался и здесь найти свою долю воды. Он тянулся к веткам клена, цеплялся за них судорожными спиральками усиков, но клен был густ, самодоволен и чужд участия. Весь солнечный свет он забирал себе, а виноград все тянулся, ловя обезьяньими лапками листьев случайный лучик, и к осени вывешивал реденькие, бесцветные и безвкусные гроздья. Он был досадной помехой во дворе, и мы безжалостно обрывали осенью его тонкие, рахитичные лозы, чтобы не мешал, а он в безропотной покорности опять распластывался по земле, чтобы весной снова начать свой медленный путь вверх — к солнцу, к небу, к жизни.

Как-то совсем по-особому я взглянул на него этой весной. Его одинокая упорная борьба за место под солнцем породила сочувствие и уважение к нему, желание помочь. Я поднял лозы, укрепил их подпорками, подумал, что надо бы окопать его и полить. И тут я вспомнил о Чары: вот кто поможет мне добрым советом.

Говорят, доброе желание — половина дела. И эту половину я выполнил. А дальше не пошло — все недосуг было съездить к Чары. Так тянулось до тех пор, пока не подошло время ехать по путевке в один из санаториев, которыми так славится Грузия. Конечно же я побываю в Тбилиси, этом чудесном городе-сказке, конечно же я зайду к своему другу Вахтангу. Зайду не потому, что он умеет готовить шашлык по-карски или совершенно особого вкуса чахохбили. Просто это мой друг, и мне очень приятно пожать ему руку, посидеть с ним в виноградной тени, поговорить и даже помолчать вместе. У него хорошая память, и он обязательно поинтересуется, как живет знаменитый ашхабадский знаток винограда Чары. Получится конфуз, если я отвечу, что за целый год так и не удосужился побывать у него. Поэтому в один из воскресных дней, отложив дела, которые все равно не переделаешь, я отправился на восточную окраину Ашхабада.

Адрес у меня был записан, но я шел на главный ориентир — на шагающие в сторону пустыни столбы, которые несут на себе роскошные лозы десяти сортов урожайного винограда. А столбов не было, хотя переулок уже кончался и совсем близко, рукой подать, виднелись массивы барханов.

Справившись в записной книжке, я пошел обратно, теперь уже следя за нумерацией домов. Вот он, нужный номер, но за высоким дувалом не видно ни деревьев, ни виноградных лоз, лишь какой-то ветряк нелепо торчал на столбе. Лопасти его были неподвижны, хотя дул довольно ощутимый ветер.

Удостоверившись, что на калитке отсутствует непременное для всех соседних домов предупреждение о злой собаке, я постучал.

— Входите, открыто! — отозвался детский голос.

Я вошел, назвал фамилию Чары и спросил, его ли это дом. Оказалось, его. Он ушел на базар, скоро вернется, я могу посидеть и подождать, мне дадут чаю и свежие журналы, чтобы скучно не было. Обо всем этом дружелюбно поведал мне десятилетний мальчик, очень похожий на Чары.

Ждать так ждать. Я примостился под навесом, где стояло какое-то сложное, недоступное моему понятию сооружение из труб, секционных ящиков и термометров. Двор был чист, но он совершенно не походил на тот, который так вдохновенно описывал Чары. Во всяком случае, те низкорослые, чахлые кустики, похожие на все, что угодно, только не на виноградник, невольно приводят к мысли, что я ошибся адресом и попал к однофамильцу Чары.

— Где работает твой папа? — спросил я мальчика.

— На заводе, — ответил он, расстилая на низеньком кривоногом столике скатерку для чаепития.

— Он бухгалтер?

— Да.

— В прошлом году он ездил куда-нибудь?

— В Батуми ездил. Ракушку мне о-огромную привез!

— А в Тбилиси он не был?

— Как же, был! У него там самый лучший друг живет, его зовут Вахтангом… — Мальчишка запнулся, глядя на меня в упор. — Вы из Тбилиси, дядя? Может быть, вы и есть Вахтанг?

— Нет, я ашхабадец.

— Конечно, — согласился мальчик, — вы совсем не похожи на грузина. И еще — у дяди Вахтанга усы, а у вас нет.

Значит, я не ошибся адресом, пришел куда нужно. Так вот ты каков, Чары, знаток винограда… Мечтатель бесплодный…

— Послушай, — сказал я, — зачем у вас этот ветряк торчит. Для красоты?

— Это ветродвигатель, — ответил мальчик.

— А что он двигает?

— Электромотор. У нас токарный станок есть, к нему нужно три фазы, вот папа и поставил ветродвигатель.

— Что же вы делаете на станке?

— Детали разные вытачиваем. Вот на этот инкубатор, — мальчик кивнул на сооружение за моей спиной, — тоже вытачивали фланцы и втулки. Вы пейте чай, дядя, а то остынет, конфет попробуйте — мы их сами с папой варим из сахара и молока.

— Погоди ты с конфетами, — отмахнулся я. — Инкубатор вам зачем понадобился?

— Индюшек выводим. В прошлом году семь штук вывелось, а в этом уже пятнадцать.

— Где же они у вас? Или на базаре продаете?

Мальчишка презрительно фыркнул.

— Очень надо продавать! Трех мы сами съели, остальных папа в детский комбинат отдал.

— Продал?

— Да нет же! Просто так отдал! Зачем нам столько индюшек? Они только под ногами без толку путаются, да еще индюки, когда побольше станут, кусаются очень здорово. Вас никогда индюк не кусал?