Нина Цуканова - Цирк уродцев

"Вот это страховидло!" – восхитилась Инга.

– Э-э! Не понял! Че случилось-то? – послышался голос со стороны леса, и шагах в семи появилось пять человек.

– Это как понимать?! – рявкнул мистик, выхватив меч и одним прыжком перескочив через бьющуюся в сети тварь.

"Их же больше! Ему не справиться!" Инга торопливо обежала тушку и вцепилась мистику в локоть:

– Лоренц, стой!

«Ну чего тебе?!»

Лоренц рывком развернулся освободив руку. Голос прозвучал странно, как будто исходил не от него…

Инга испуганно закричала и попятилась, укрывшись за спиной Лукаса. Горящие в темноте глаза, оскаленные, как будто даже заострившиеся зубы, растрепавшиеся волосы и поза для броска придали Лоренцу совершенно нечеловеческий вид. Кажется, Инга больше не боялась нежити. Теперь она боялась мистиков. Нет, она, конечно, знала, что они в бою страшны… Но не настолько же!

… Разбойники от кинувшегося за ними мистика улепетывали без оглядки, побросав оружие – видимо, разделяли Ингино мнение.

Вскоре Лоренц вернулся и добил ревущее в уже ослабевшей сети существо.

– Ты их, надеюсь, не убил? – полу в шутку спросил Лукас.

– Нет, конечно. Мне за них никто не заплатит, – цинично ответил мистик, отрубая трофейную голову крылатой твари и старательно вытирая меч о черную плешивую шкуру. И, смягчившись, добавил: – Только отбил охоту зазнавшейся разбойничьей шайке пугать селян малой химерой и угонять скот под шумок.

Сильно испугалась, Инга? – с полуулыбкой спросил Лоренц, убирая меч в ножны.

Торговка хотела хихикнуть и пренебрежительно махнуть рукой, но смешок получился каким-то нервным, истерическим. Тогда Инга честно сказала:

– Ну ты и страховидло!

– Спасибо! Приятно слышать, – саркастически ответил мистик. И брезгливо, двумя пальчиками, на вытянутой руке поднял трофейную голову.

+++

– Ну наконец-то! – блаженно протянул Лоренц, вытягиваясь во всю длину на мягкой гостиничной кровати.

Я и сам хотел было прилечь и поваляться до ужина, не расстилая постель – ночка сегодня выдалась сумасшедшая – но тут в дверь постучались.

– Кто? – устало спросил я, подходя к двери.

– Дед Пихто! – нахально отозвались из-за двери.

– Лоренц, это к тебе, – удивленно сказал я.

… – Я решила вернуться, – самодовольно возвестила Габи: – потому что эти придурки сказали, что не дадут мне другого куратора.

– Приятно слышать! – с обворожительной улыбкой сказал Лоренц, захлопывая дверь.

– Стой! Ты что, не возьмешь меня?!

– И не подумаю!

Габи с руганью долбилась в дверь еще минуты две, пока охранники не вытолкали ее на улицу.

+++

Габи подкараулила нас за углом гостиницы и, подбежав, вцепилась в стремя лошади Лоренца.

– Слышь! Так не пойдет! Я хочу вернуться и учиться магии!

– Какие проблемы? Учись.

– Меня выгнали из школы, придурок! – зарычала Габи.

– Ты меня в этом обвиняешь? – сухо осведомился Лоренц.

Девица запнулась:

– Нет, но ты не можешь не взять меня в ученики!

– Ошибаешься. Еще как могу.

– Тебе же хуже будет! Когда у мистика есть ученики, у него сразу статус в обществе! Я тебе еще одолжение делаю, что возвращаюсь! Если ты откажешься, тебе другого ученика уже не дадут! Так и останешься олухом с дипломом!

– Не переживай, я смогу это пережить, – улыбнулся Лоренц.

– Да черт возьми! А я?! У меня ж деньги уже заканчиваются!

– Ты меня в этом обвиняешь? Домой съезди, там поклянчи.

– Я с теткой жадной живу! Она сказала, что после шестнадцати не будет меня содержать и давать денег! – с обидой воскликнула Габи.

– Опять таки, ты меня в этом обвиняешь?

– Нет! – рявкнула девица, злясь: – Но мне нужно, чтобы ты меня учил!

– Правда? – фальшиво изумился мистик: – Тогда о чем ты думала, когда подстраивала мне всякие гадости? Хотела, чтобы я отказался, испортив себе отношения с Гильдией и потеряв право на ученика, а тебе дали бы другого куратора? Ты, Габи, права: ты уже не в школе. И бегать за тобой, уговаривая "давай этому научу, давай тому научу" уже никто не будет.

– Но Лоренц! – с вызовом крикнула Габи.

– Не Лоренц, а господин Шейз. И на "вы", пожалуйста.

– Хорошо! – закатила глаза девица и саркастически заявила: – Господин Шейз! Если вам так приятнее.

– Значительно приятнее! Отшивать тебя так – одно удовольствие! – ухмыльнулся Лоренц, давая лошади шпор.

+++

На следующий день Габи решила сменить тактику, очевидно, начав понимать паршивость своего положения.

– Лоренц, послушай!.. Давай сделаем вид что мы не знакомы и начнем все сначала.

Мистик усмехнулся.

– Ладно. Мы не знакомы, – Лоренц прикрыл дверь, Габи постучалась.

– Кто там? – театрально изобразив удивление, поинтересовался он.

– Откройте! Я ваша ученица Габриэлла Амаранди!

– Извините, – злорадно воскликнул Лоренц, запираясь на засов: – Я не готов взять ученика, я еще слишком молод и неопытен.

… – Надо же, какой ты злопамятный, усмехнулся я.

– Нет, я не злопамятный, – отозвался Лоренц, глядя в окно на удаляющуюся тяжелым шагом, злобно потрясающую руками девицу: – Я лишь хочу, чтобы она хорошенько помариновалась в таких условиях. И ведь это явно идет ей на пользу! Даже интересно, как далего она готова задвинуть свою гордость…

+++

Габи вновь догнала нас на следующий день ближе к обеду.

– Здравствуйте, господин Шейз, – надо же, а она обучаема: – Меня зовут Габриэлла Амаранди, и я желаю поступить к вам в ученики…

Лоренц захлопнул дверь. С другой стороны вежливо (!) постучались.

– Ну чего тебе? – простонал мистик, открывая снова.

– Здравствуйте, господин Шейз, – тем же деревянным голосом повторила Габи: – Меня зовут Габриэлла Амаранди, и я…

– И я алкоголик. Знаю, я уже слышал. Габи, уходи! Я тебя не возьму.

В дверь снова постучались.

– Здравствуйте, господин Шейз…

– О Небо! – взвыл Лоренц, закрыв лицо рукой.

– Интересно, а если ты опять закроешь, она в четвертый раз заново начнет? – хохотнул я.

– Габи, послушай! – начал мистик: – Мы же уже говорили об этом.

Девица тряхнула головой:

– Но ты не можешь меня не взять! Ты обязан! Раз я согласилась вернуться…

– Пошла вон, Габи. О своих проблемах расскажи кому-нибудь другому. Мне плевать на твою жизнь, я тебя опекать не собираюсь.

+++

Она поймала меня на следующий день на выходе из конторы. Меня! Что свидетельствовало либо о ее крайней неразборчивости (и плохой памяти на лица), либо о крайней степени отчаяния.