Лев Корчажкин - Хуторяне XXV века. Эпизоды 1-20

– Пахнет, как плантация фиников, – сказал Джон.

– Как земляничная поляна, – добавила Василиса.

– Как вересковая пустошь в цвету, – щегольнул эрудицией Иван.

– Моей шестидесятиградусной пахнет, – пробубнил старичок Прохор.

– Да помолчите вы! – сказала Марья Моревна, бесшумно шевеля губами, повторяя рецепт с экрана.

Тут черное облачко под потолком издало совсем уж гнусное жужжание, сгруппировалось в клин и … стремительно влетело в экран, облепив торт со всех сторон!

Запахло горелой пластмассой, что-то вспыхнуло, и экран погас. Мухи посыпались вниз. Из-под дальней лавки тут же выбежали давешние ВУмники с отвертками в лапках, а оба подметальщика бойко застучали лапками по полу.

– Пойду на свежий воздух, – сказал Иван, – пока эти тут приберутся.

Он прошел мимо бадьи со щукой, на ходу смочив ладонь и протерев холодной живой водой лоб, вышел на крыльцо.

– Черт! Чтоб его! – раздался через минуту с крыльца громкий крик.

– Случилось что? – спросил Джон, выходя следом за Иваном.

– Случилось, – сказал Иван, показывая на дорожку к забору. Калитка была сорвана и лежала так, как будто ее сильно толкнули наружу.

– Это тебе месть за ЭДИПов комплекс, – посочувствовал Джон, – надо написать в управление, чтобы сменили почтальона.

– Бесполезно писать, – сказал Иван.

– Почему?

– Да потому, что мы думаем, это бунт машин, а это перекос в мозгах!

Вечером, как обычно, сидели в саду на скамейке.

Джон достал трубочку и умело плевал через нее жеваной бумагой по мухам, попадая часто.

Старичок Прохор делал то же самое, но все время промазывал.

– Попробуй, разберись тут, какие из них настоящие, какие нет? – ворчала Марья Моревна. – Кто теперь этим автоматам ум-разум вправит.

Ум-разум автоматам вправляла щука. Вокруг бадьи в прихожей собралась челядь и, опустив объективы к полу, внимали ее неслышным наставлениям. ВУмники, подметальщики, огородники и прочие помощники поскрипывали и попискивали. Молчали только полные синеокие подавальщицы, пришедшие с кухни.

Впрочем, всем и так известно, что подавальщицы вообще не говорят – а только хороводы водят, да поют.

Батя сидел за столом на своем стуле с высокой резной спинкой. Стучал кулаком по столу.

– Кто!

Удар

– Написал!

Удар.

– Времена!

Удар.

– Года!

Удар.

Звенящая тишина.

Удар.

– Да кто бы не написал, с него и взятки гладки, – сказал с лавки старичок Прохор.

– И что это за новость такая нежданная, – в расстроенных чувствах добавила Марья Моревна, – этот циркуляр сыграет недобрую шутку с нами.

– Лучше я сейчас сыграю, – воскликнула Василиса и побежала к полке.

Достала рулончик, расстелила скатомузку прямо на столе, сама уселась поудобней.

– Вот, "Времена года". Со “Святок” начну!

– Хорошо, – сказал Батя, а сам насупил брови.

Старичок Прохор на лавке согнулся, положил подбородок на ладони, но пальцами уши то прикрыл. Василиса низко нагнулась над напечатанной клавиатурой и ударила по клавишам.

– Хорошо, сказал Батя, – громко!

В прихожей затопали. Вошел Джон.

– Празднуете уже? Или только репетируете? Правильно делаете, Рождество скоро.

– Да уж теперь не известно, когда, – пробормотал Иван.

– А может, и вообще никогда, сказал старичок Прохор и ткнул пультом в телевизор. – Вместо погоды одни амазонки.

– Плохо, – сказал Батя.

– Случилось что, Трофим Трофимыч? – спросил Джон, приваливаясь спиной к двери.

Дверь вздохнула и ощутимо напружинилась.

– А под стол загляни, – сказал Батя.

Под столом лежали смятые в комки бумажки. Джон вопросительно посмотрел на Марью Моревну. Марья Моревна щелкнула пальцами.

– Ох! Самому уж и не нагнуться с трудов-то, родимому!

На щелчок из-за сундука выбежал на восьми ногах покрытый шелковистой ангорской шерстью в пол шустрый подметальщик. Побежал под стол, но не выдержал – сделал крюк, стер капельки от растаявших снежинок с сапогов Джона, и, прибавив скорости, помчался к бумажкам. Уставил на них три из четырех глаза, а четвертый воздел вверх прямо сквозь столешницу на Марью Моревну.

– Почитать! – строго сказала Марья Моревна.

Подметальщик завертел лапками, разгладил листы.

– Ему! – Марья Моревна кивнула в сторону Джона.

Подметальщик побежал, неся белые листы над собой, как белый флаг. Подбежал к сапогам Джона и подпрыгнул на добрые полтора метра, всучил циркуляр прямо в черные руки, опустился медленно, распушив как облако белую шерсть, и, зыркая во все стороны глазами на палочках, спрятался за сундуком.

– Зачем вашему четыре глаза? – спросил Джон.

– Чтобы лучше видеть, – хихикнула Василиса.

– Четыре глаза, – хорошо, сказал Батя.

– Да только инженеришки с мозгами что-то напутали, – добавил Иван. – Он, когда в перекрест сам на себя смотрит, задумывается. Пинать приходится.

– Сам себя не узнает, горемыка, – жалостливо пояснила Марья Моревна.

Джон тем временем прочитал бумагу, почесал облупившийся нос.

– А с носом-то что? – спросила Василиса.

– Да подморозил вчера на ветру, – ответил Джон, удивленно разглядывая циркуляр, – на санях-самоходах наперегонки вдоль взлетной полосы гонялись.

– Так, значит, видел ящик с надписью, которым двух погрузчиков вчера же и придавило? – спросил Иван.

– Ящик видел, – ответил Джон. – И лапы погрузчиков, торчат снизу как щупальца осьминогов. Дергаются, выбираются помаленьку.

– Вот-вот, – прокудахтал старичок Прохор. – Скоро и в нашем озере осьминоги заведутся.

– Плохо, – сказал Батя.

Джон посмотрел на свои подчищенные подметальщиком сапоги, шагнул к столу, сел.

– А надпись на ящике прочитал? – продолжал спрашивать Иван.

– Читать некогда было, – ответил Джон, – гонка!

– Вот, молодежь, – всплеснула руками Марья Моревна, повернувшись к Бате, – ящик такой, что лес загораживает, сблизи смотреть, а они надписи не читают. Ничем не интересуются!

– Плохо, – согласился Батя и повернулся к Василисе, – а ты с музыкой-то повремени. Дело обмозговать надо.

– Да что за дело? – спросил Джон, – не томите. У меня голова не щучья, самому догадываться.

– Щука не догадывается, она точно знает, – поправила Джона Марья Моревна

Ее поддержал старичок Прохор:

– Вот и я говорю, щука – не попугай. Здесь вам не Африка!

– Не вам, а нам, – обиделся Джон, – при чем тут Африка!

Старичок Прохор уставился на Джона, как будто первый раз увидел.

– Читать надо на ящиках, не на заборе, чай, для знающих людей писано.

– А все равно не поссоритесь, – сказала Василиса.

– Ну, значит, так, – сказал Батя и задумался, подперев голову кулаками. – Дело, значит, не простое, а государственное.