Лев Корчажкин - Хуторяне XXV века. Эпизоды 1-20

Левый валенок исправно выполнял очистительную функцию, напрыгивал на правый, постукивал об него боками, притоптывал об пол подошвой.

Правый не шевелился.

– Ишь, как прочно стоит, – сказал Батя,

– Уж как прочно, – согласно забормотал старичок Прохор. – У них, у валенок моих, когда мозги забарахлят, всегда этакая монументальность пробуждается. Не сдвинуть теперь, пока не высохнет.

– Бывает, – проговорил Батя, поводя головой в сторону самовара.

– Да ведь не дело это, – сказала Марья Моревна, наливая чай в стакан в серебряном подстаканнике и пододвигая его поближе к Бате.

– Точно, не дело – заерзал на лавке Прохор, – надо бы дровишек подбросить в печку, для жара. Они – валенки мои – побыстрее и высохнут.

Он замолчал, покосившись на свои босые пятки и лужу у печки.

Марья Моревна глянула через плечо на валенки, воду на полу, хлопнула в ладоши. Тут же из-под широкой лавки выкатился подметальщик, позыркал во все стороны глазками на телескопических усиках, побежал к луже.

– Вот ведь как сосет, – завистливо покачал головой Прохор, вытянув губы трубочкой и издавая звук почти такой же, что получался у подметальщика, который высунул из брюшка малый засосик и со свистом втягивал в себя талую воду и кусочки не успевшего растаять снега.

Подметальщик попытался сдвинуть правый валенок с места, чтобы убраться под ним, потерпел неудачу, попал, не успев увернуться, под пятку скачущего левого, обиженно замигал покрасневшими лампочками и скрылся под лавкой.

– А ты зачем на двор ходил? – спросила Марья Моревна.

– Мышей на сеновале гонял. И кровлю инспектировал – не прогнулась ли. Снега-то сколько навалило, – сдвинув для серьезности редкие брови, ответил Прохор.

При этом он зачем-то сунул руку в правый карман кафтана и что-то там пощупал.

– Ну и как, много мышей?

– Много! Ох, как много. В сене и притаились.

В трубе завыло, а в окна застучала снежная крупа.

– Зима! – веско сказал Батя.

– Ты ворота на сеновал прикрыл? – строго спросила Марья Моревна Прохора. – А то снегу нанесет, сено-то и замокнет.

– А то! Как же! Первым делом, – ответил старичок Прохор.

Теперь он уже оттопырил карман и внимательно глядел в него.

– Нету, – горько вздохнул Прохор. – Вот ведь незадача, пропала.

– Потерял что? – спросила Марья Моревна.

– Да нет, не потерял, положил где-то, – ответил Прохор и весь как-то съежился под пристальным взглядом Марьи Моревны.

– Значит, там и лежит, где положил. Не на лавочке у крыльца? А то занесет.

– Зима! – повторил Батя и пододвинул пустой стакан к Марье Моревне.

Дверь распахнулась, и в горницу влетели Василиса с Иваном: щеки красные с мороза, глаза веселые.

– Эх, ну и мороз, – воскликнула Василиса, сбрасывая шубку на руки подавальщицы.

Та повернулась и тихо покатилась за дверь, но промахнулась и ударилась в стену, так как Иван накинул на нее сверху и свой тулуп, закрыв объективы.

– Валенки, валенки у печки снимите! – закричала Марья Моревна. – Воды по всему дому наносите!

– А мы твою трубку нашли, – сказала Василиса, подсаживаясь к старичку Прохору.

– Где? – спросил Прохор.

– Да у сеновала, почти у порога. Я дымок приметил, – ответил Иван. – Смотри, и сейчас еще теплится.

– Тс-с, – прошипел Прохор, прикладывая палец к губам и косясь на Марью Моревну.

– Понял, – заговорщицки подмигнул Иван, наклонился к уху Прохора и прошептал:

– А то, неровен час, запалили бы сено.

– Что-то вы припозднились. Весело на горке-то? – спросила Марья Моревна.

– Да уж как весело, все там! Гуляют! – ответила Василиса.

– Только вот мы петуха нашего не слышали, не простыл бы. Морозец крепкий, – сказал Иван.

– Морозу как не быть. Зима! – произнес Батя, хлебнул из стакана.

Марья Моревна тут же захлопотала вокруг него – пододвинула блюдо с пряниками и ватрушками.

Дверь снова распахнулась, и вошел Джон. Он огляделся по сторонам, и спросил:

– Не опоздал? А то я все жду, жду, когда петух ваш к ужину прокричит, а он молчит и молчит. Не простыл бы. Пришлось на свои смотреть.

Он посмотрел на запястье, на котором сиял золотом браслет новомодного хронометра.

– Чудная машинка, тикает, – сказал старичок Прохор, прислушиваясь. – Прямо как сверчок.

– Всю премию ухлопал, из самой столицы заказал, – начал рассказывать Джон. – А все равно петушок привычнее. И душевнее как-то.

– Я тоже не слышала, – забеспокоилась Марья Моревна. – Вань, сходи на двор, проверь петуха.

Иван ловко вскочил в пританцовывающие у печки валенки и исчез за дверью.

Джон подошел к старичку Прохору и сел возле него.

– Я заметил, ты на сеновал с трубкой ходил. Не опасаешься? От искры, говорят, пламя возгорается.

– Я же говорила – рядом с сеном не курить! – воскликнула Марья Моревна. – Спалишь сено, чем кормить скотину будем?

– Тс-с, – запоздало прошипел старичок Прохор, еще ниже опуская плечи.

– Да ладно, ничего ведь не случилось, – сказал Джон.

Василиса его поддержала:

– Прохор внимательно курит. И он больше не будет.

Потом хлопнула в ладоши:

– А ужинать скоро будем? Проголодалась на горке.

– Что это вы все на сеновал зачастили? – Марья Моревна подозрительно посмотрела на Василису, потом перевела взгляд на Джона. – Подозрительно это!

В горницу вернулся Иван, держа за лапы петуха. Петух безжизненно висел в его руках, болтая головой с красным гребнем и желтым раскрытым клювом.

– Замерз, бедолага, – сказал Иван, садясь на лавку. – А в сенях душно. Я дверь на улицу приоткрыл, проветрим немного. А то щука жаловаться будет, всю ночь не уснем.

Потом подмигнул старичку Прохору и Джону:

– На сеновале все в порядке.

Старичок Прохор и Джон потеснились. Иван положил петуха к себе на колени, осмотрел его внимательно. Потом достал из заднего кармана штанов перочинный ножик, открыл какое-то лезвие и ткнул в петуха. Петух даже не дернулся.

– С ним не так надо. Дай я попробую, – Джон протянул руку, и петух перекочевал на колени к нему.

– У меня в прошлом году был такой. «Танец маленьких лебедей» выдавал вместо кукареканья. А потом наглотался на дворе червей, так танец превратился в похоронный марш.

С минуту Джон пытался что-то нащупать на шее у петуха, потом чем-то щелкнул, и голова вместе с изрядной частью шеи отскочила в сторону так быстро, что Иван еле успел поймать ее на лету. Несколько белых перышек выпали и плавно опустились на пол. К ним тут же ринулся подметальщик.

Старичок Прохор встал и засеменил к столу, поближе к Марье Моревне и Василисе.

– Не люблю я петухов этих. От них одни неожиданности. Вон как голова сиганула. Могла ведь в глаз клювом ткнуть.

Джон заглянул внутрь обезглавленного тела.