Саймон Уокер - Оно вершится…

– Закрыть окна! – приказал волшебник.

Еще два снаряда врезались в стену флигеля, сотрясая летающую постройку и сбивая с ног друидов, которые исполняли приказ, хлопая створками. Лестница уехала вверх, дырка в потолке закрылась.

– Все по местам! Ныряем!

Флигель клюнул вниз и понесся сквозь грозовые тучи к спасительной воде. Несколько секунд Абракадабр всматривался в плывущую картинку в окнах, а когда марево прыгнуло вверх, обнажая совсем близкую поверхность в пенных барашках, рванул рычаг. Еще пара секунд пролетела в ожидании удара, а потом удар случился. Подняв фонтан брызг, флигель шумно вошел в воду. Друиды повисли на подлокотниках, Абракадабр едва удержал штурвал. За стеклами мириады пузырьков устремились к родной для себя среде, а флигель медленно начал погружаться.

– Мы тонем! – заорал Тромб, пытаясь выпрыгнуть из кресла, не снимая ремня.

– Без паники! – прикрикнул Абракадабр, поднимая для убедительности руку. – Мы умеем не только летать, но и плавать, все отверстия надежно закрыты, вода внутрь не попадет. Если шары не последуют за нами, мы в безопасности.

Мудрые замерли, прислушиваясь к происходящему за бортом. Бирюзовая толща Серединного пролива не позволяла себя рассмотреть, скрывая заодно и тех, кто в ней таился. Где-то в районе кухни раздался тихий скрежет – металлический каркас флигеля принимал на себя растущее давление. Кто-то вздрогнул, кто-то шумно выдохнул. Тишина продержалась еще несколько мгновений, а потом раздались глухие удары. Один за одним, ровно одиннадцать штук.

– Не сработало, – тихо сказал Абракадабр, щелкая очередными переключателями. – Смываемся!

Флигель качнуло, потом в «животе» у него заурчало, и он медленно двинулся, проталкиваясь сквозь соленую воду. В окнах показались шары. Мутные пятна далекого света. Они мелькали, становясь то ярче, то бледнее. Несколько бесшумных залпов колдовского пламени пронесли снаряды рядом с флигелем.

На покрытом океанскими ирисками и шершавом от мелких ракушек камне трапезничали два ската-трясучки. Оба были немолоды, оба давно потеряли большинство своих вкусовых качеств, а потому не представляли для местных хищников пищевой ценности. Скаты шамкали беззубыми ртами, задумчиво пережевывая надоевшие, но зато никуда не убегающие водоросли. Оба смотрели друг на друга, а видели события давно минувших дней. Тогда старые приятели были полны сил и энергии, тогда они могли жалить и были добычей и охотниками одновременно. Тогда каждый день был как целое приключение. Теперь заряды их почти иссякли, силы покинули, а окружающие не замечали. Если раньше скаты оправдывали свое название, сотрясая врагов, то теперь они тряслись сами, и без малейшего на то желания. Горькая ирония ситуации состоит в том, что те, кто в дни молодости является деликатесом и отчаянно сражается за право не быть сожранным, с годами превращается в никому не нужную пресную отраву, пусть и совершенно беззащитную. Настроения это, конечно, не поднимает.

– И акулы в наше время были… – тихо бубнил один из скатов.

– Да. Я рассказывал, как однажды лупил по ней полчаса, пока она меня не отпустила?

– Что?

– Я говорю, что однажды долбил зарядами по одной клыкастой твари полдня, пока она челюсти не разжала. Вон, шрамы на хвосте до сих пор остались.

– Ты про акулу?

– Ну а про кого же еще?! Конечно…

– И чего с ней?

– С акулой?

– А ты про кого?

– Про нее.

– Вот я и говорю…

– Были зверюги…

– А помнишь, ты с одной целый день бился, она тебе чуть хвост не оттяпала?

– Что?

– Напала на тебя тогда у рифа. Здоровая, у нее еще якорь в зубах застрял…

– Ты про акулу?

Мимо почтенных и почти не слышащих друг друга скатов, рождая вихри пузырей, проплыл огромный каменный флигель. Вслед за ним неслись светящиеся шары и жарили по каменным бокам неприятеля сгустками огня. Чуть дальше, за шарами, следовали громадные силуэты с щупальцами и холодно мерцающими глазами.

– Н-да… – Один из скатов прищурился, разглядывая погоню. – И Килтеры в наше время были серьезнее…

– Что?

Зигмунд с Эммануилом крались вдоль стены кухни. У обоих в руках были противни. У короля тот самый, что породил сдобных чудищ, а у колдуна – его точная, магически созданная копия. Эммануил отзеркалил заклятие Вселения, снарядил им оба противня, а потом приделал к ним длинные, как у сачков, ручки. После этого колдун начертал руну повтора, чтобы временно беспомощный Зигмунд мог воевать с собственными созданиями. Идея состояла в том, что если обратной стороной противня шлепать по круассанам, то мерзкие плюшки должны превращаться в безопасные хлебобулочные изделия стандартных размеров. Теперь оставалось выбраться в город и испытать изобретение.

– Знаешь, – вдруг тихо сказал король, – я вспомнил.

– Что вспомнил?

– Когда я был корытом, я видел того, кто выпустил из тюрьмы Рагнара и Ширла. У меня прошедшей ночью было много всяких видений, в том числе и это. Будто сон когдатошний…

– Ну и кто?

– Грызгиг.

– Да ладно. – Эммануил даже дернул плечом, выражая недоверие. – Он не слезал со своей крыши с тех пор, как…

– Ну да. С тех пор и не слезал.

– А он мог вспомнить и рассказать кому-нибудь?

– О том, как его…

– Ну да.

– Не знаю. Вряд ли. Хотя…

– Может, правда приснилось?

– Да не спал я! – шепотом вспылил Зигмунд. – Сколько раз объяснять…

– Тихо, не шуми.

– А я и не шумлю! – сверкнул глазами король. – И вообще, прекрати меня гнобить! Я уже двадцать раз извинился!

– Если завтра выиграем…

– Я твой повелитель, между прочим. Ладно, мама понукает, демоны ни в грош не ставят. Даже эти гномы, чтоб им кирпич на ногу упал… Но ты-то хоть можешь меня поддержать? Если бы ты был на моем месте, у тебя бы не так голову свернуло…

– Не кипятись. У нас сейчас задача выжить. Получится – будем разбираться, кто на кого больше обиделся.

– Хорошо. – Зигмунд медленно выдохнул и разгладил камзол. – Готов?

Эммануил кивнул. Оба подняли противни и, перемахнув через заборчик, бросились на круассанов.

Сколько продолжалась битва, не знает никто. Участники просто не в состоянии были поглядывать на часы, а свидетелей не было. Зигмунд метался подобно молнии. Он был неумолим и вездесущ, никогда прежде и ни разу позже он не чувствовал себя более ловким и неуловимым. Всю свою злость и разочарование он направил на врага. Король не видел круассанов, он не различал рогаликов и ватрушек, перед его глазами стояли образы Драгомора и Абракадабра. Он танцевал с противнем в руках, непобедимый и безжалостный. Крушил собственную армию.

Надо сказать, что заклинание Эммануила сработало. Без этого все рукопашное великолепие Зигмунда оказалось бы тщетным. При первом же касании сдобные монстры схлопывались и падали на брусчатку маленькими недвижными кренделями. Если у кого-то из них внутри имелись ранее проглоченные жертвы, они падали рядом. Кто в сознании, кто без. Эммануил удивленно косился на товарища по оружию и старался не отставать в количестве поверженных. Так, вращаясь, иногда сталкиваясь, иногда прикрывая друг друга, оба воителя медленно продвигались сквозь сплошную стену кондитерских отродий. Круассаны выглядели неповоротливыми и бессильными, они успевали лишь раззявить рот или протянуть слоеные ручонки, как тут же падали замертво.