Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— Как я рад, что ты принял мое первое предложение!

— Первое? — Казуев свел брови. — Будет и второе?

Вместо ответа Бирка повернул рычажок приемника, и комнату заполнила мягкая элегическая мелодия.

— О, если бы души людей были так гармоничны, как эта музыка! — Бирка прикрыл свои мышиные глазки куриными веками. — Как легко и приятно текли бы наши дни…

— Так что же у тебя за второе предложение? — Казуев насторожился.

— Не догадываешься?

— Нет.

— Ну, конечно же, насчет твоей племянницы Саши.

Казуев встал и, чтобы сдержать свои чувства, подошел к окну. Внизу шумела Москва. Можно было разглядеть здания, в которых находились высшие органы народной власти, крупнейшие в мире центры науки, прославленные на всех континентах театры, богатейшие собрания художественных ценностей… А здесь, в номере, сейчас начнется нечто средневеково-дикое, несуразное, постыдное: этот человек с маленькой бараньей головой будет предлагать цену за девушку!

— Пошел вон!

— Послушай, ведь никто не узнает. Мы организуем умыкание по первому разряду, по последнему слову техники, с «Волгой»…

— Пошел вон! — Казуев взял в руку бутылку с коньяком, настоянным на пепле.

Бирка схватил другую бутылку коньяка, нераспечатанную, но вовсе не для того, чтобы обороняться. Он проворно сунул ее в карман брюк, схватил рубашку, пиджак и, голый до пояса, выскочил в коридор.

Казуев взволнованно ходил по комнате. Черт бы побрал этих божьих будильников! Ведь они действительно чего доброго похитят девушку. Особенно легко это может произойти в его отсутствие. Нет, надо завтра же лететь самолетом обратно. Обязательно! Может случиться непоправимое…

Дверь чуть скрипнула. На пороге снова стоял Бирка. Он был в рубашке, надетой второпях поверх пиджака.

— Извини, Товсултан. Ты меня не понял, — он подошел к столу и снова, как ни в чем не бывало, сел. — Товсултан, Москва любит деньги. Вот возьми пятьсот рублей. Они тебе пригодятся.

— Забери свои деньги и сматывай!

— Я же взаймы даю. Если хочешь, отдашь лет через семь-восемь.

— Мне не нужны твои деньги, — Казуев старался побороть свое негодование, — забери их. Спасибо тебе за ужин и будь здоров.

— Товсултан, ты пожалеешь о своей несговорчивости.

— Это я уже слышал. Будь здоров.

— Ты пожалеешь. И очень скоро…

Бирка спрятал в карман деньги и вышел.

Казуев в изнеможении повалился на диван и впал в тяжелое забытье. Должно быть, через час или полтора его привел в чувство стук в дверь. «Неужели опять Бирка?» — подумал он вставая.

Вошла официантка Тоня.

— Вы хотите убрать? — спросил Казуев.

— Да, убрать и заодно рассчитаться.

— Как так? А разве мой гость не рассчитался?

— Нет. Когда он уходил, я встретила его и предъявила счет, но он сказал, что вы запретили ему расплачиваться. Что у чеченцев есть такой священный обычай — платит всегда тот, кто остается, — и что вы никому не позволяете нарушать обычаи предков. Вот. — Она протянула листок, на котором значилось семьдесят три рубля двадцать восемь копеек.

Отлично понимая, что это подрубает его финансовое благополучие, Казуев вынул из кармана деньги и отдал их официантке. «Видимо, Бирка имел в виду именно это, когда сказал, что я очень скоро пожалею о своем упрямстве, — подумал он. — И, вероятно, это лишь начало…»

По тенистой лесной дороге шла большая толпа людей. Впереди с бледным отрешенным лицом фанатика в чистом белом бешмете и серой каракулевой шапке шагал Усман. Он вел людей на гору Саясан-Корт к могиле Великого шейха, похороненного на этой горе почти сто лет назад.

Лес расступился, и люди вышли на поляну.

— Правоверные! — Усман взобрался на пенек, повернулся к толпе и поднял руку. — Здесь мы отдохнем перед последним переходом. Располагайтесь.

Люди не заставили себя упрашивать. Все тотчас опустились на траву. Одни забрались в тень, другие после лесного сумрака предпочли погреться на солнце. А Усман, чтобы время не пропадало даром, решил прочитать проповедь.

— Славные рабы Владыки миров! — начал он с чувством. — Мы переживаем такое время, когда на душу каждого правоверного легла небывалая ответственность не только перед аллахом и его пророком, но и перед своей семьей, своим народом. Сегодняшний мир очень сложен и динамичен. В нем неизмеримо умножились и усилились соблазны дьявола — они кружат головы тех, кто слаб и нетверд в святых принципах веры.

Среди людей, расположившихся сейчас на поляне, далеко не все понимали, куда и зачем они идут. Многие думали, что их вовлекли в обыкновенный воскресный культпоход. Поэтому, как водится в таких случаях, о дня взяли с собой не только поесть, но и выпить, другие прихватили транзисторы и гитары, третьи — шахматы а карты…

— Наш долг, — продолжал разоряться Усман, — укрепить веру в душах несчастных. Но в нынешних условиях сделать это непросто. У нас нет мектебов где мы могли бы готовить знающих проповедников и защитников религии, в то время как безбожники имеют в своем распоряжении богатые и разнообразные средства для воспитания убежденных противников святой веры. В их руках школы и театры, музеи и кино, радио и телевидение. Но мы не падаем духом! И одним из доказательств стойкости и величия нашего духа есть это паломничество к святому месту, в коем вы мужественно участвуете. Этот поход предпринят по почину святого шейха Жумы. Он укрепит веру многих…

Кое-кто из участников похода принимал Усмана за обыкновенного культурника, поэтому они решили, что в порядке своей должностной обязанности он задумал развлечь их каким-то комическим монологом. Пока в словах культурника не было ничего смешного, но эти люди надеялись, что вот-вот оратор сделает в своей речи какой-то неожиданный зигзаг, сдвиг и все предстанет в смешном свете. Настороженно ждали. Изготовились для хохота…

— Братья! — страстно воззвал Усман. — В особенно тяжелом положении находятся наши женщины — матери и жены. И особенно большая ответственность ложится на них…

«Ну, вот уже до жен добрался, значит, сейчас, сейчас, — подумали любители посмеяться. — Наверное, добавит еще что-нибудь насчет выпивки — и начнется!»

— Наши жены — существа хрупкие и многострадальные, но в них такая сила, какой нет у сказочных исполинов. Женщина — наша главная опора в борьбе за сохранение святой веры.

— Во дает! — неуверенно хохотнул кто-то под кустом бузины, заглушая бульканье разливаемой по стаканам водки.

— Погодите, сейчас он развернется, — ответили из-под куста орешника, звякнув гитарной струной.

А Усман говорил все с большим вдохновением:

— Среди многочисленных соблазнов и происков дьявола, против которых приходится ежедневно вступать в борьбу нашим женам, оберегающим семейные очаги, один из самых опасных — алкоголь!