Адриан Пласс - Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду)

Они действительно стали играть куда лучше, но всё равно, по большому счёту, это была непробиваемая стена сплошного грохота, а Уильям Фармер барабанил и пел так, словно кто-то подключил его к электророзетке.

Я скосил глаза и с ужасом увидел, что при первых же звуках Тед подался вперёд и начал напряжённо вслушиваться в музыку, а на лице у него появилось озадаченное выражение.

Когда всё смолкло, оглушённая аудитория несколько секунд ошарашено молчала, и в тишине раздался голос пожилой миссис Тинн:

— Как, как они называются?

— «Дурные вести для дьявола», мама, — прошептал Леонард.

В тот же самый момент раздались аплодисменты, и я надеюсь, что Джеральд не расслышал, как миссис Тинн проворчала: «Это для кого угодно дурные вести!» Внезапно кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел, что это Тед.

— Знаешь что? — прошептал он. — Эти ребятишки очень похожи на тех, что по пятницам играют у нас в клубе.

Я смущённо откашлялся.

— Видишь ли, Тед, на самом деле, это они и есть. А тот парнишка с гитарой — это мой сын, Джеральд.

— Значит, — медленно проговорил Тед, — когда ты пригласил меня сюда, а я сказал тебе про длинноволосых молокососов… и ты всё равно пригласил меня прийти?

Тут Джеральд неожиданно подошёл к микрофону, взволнованный, с пылающим лицом, совсем не похожий на себя. Внезапно вспомнил, каким он был в четыре года.

— Пока у нас не очень получается, — признался он, — но мы будем стараться и научимся играть лучше. А та песня, которую мы только что исполнили… Короче, она посвящается новому папиному другу. Его зовут Тед, он сидит вон там, сзади. Тед, мы все очень надеемся, что вы… ну, в общем, скоро станете членом нашей общей семьи.

В горле у меня почему-то застрял комок. Тед нахмурился и медленно покачал головой.

— Никогда у меня не было никакой семьи, — свирепо проговорил он.

Когда служение закончилось, Тед сказал:

— Кто у вас тут старший? Хочу с ним потолковать.

Познакомил его с Эдвином. Не удержался и намекнул, что это я пригласил Теда в церковь. Они вместе ушли в одну из комнат за сценой.

Отправился домой в самом радужном настроении.

Я — ХРИСТИАНИН, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЙ О СВОЕЙ ВЕРЕ И ПРИВОДЯЩИЙ ЛЮДЕЙ К ГОСПОДУ!

Если так будет продолжаться, возможно, меня даже будут приглашать выступать на христианских конференциях!

Проснулся, ощущая себя старше, строже и мудрее. Надеялся, что Энн с Джеральдом почувствуют окутывающую меня атмосферу спокойной святости и достоинства и будут относиться ко мне с несколько большим уважением, чем обычно. Когда я спустился на кухню, Энн тут же сказала:

— Адриан, дорогой, кошку стошнило прямо за диваном. Убери, пожалуйста. У меня уйма важных дел.

Перед тем, как уйти на лекции, Джеральд протянул мне сложанный вчетверо лист бумаги. Оказалось, это была записка: «Смотри, пап, ходи сегодня осторожнее, не свались куда-нибудь. Потому что Прит. 16:18».

Пошёл на работу.

По дороге домой остановился поговорить с соседом через три дома от нас, который как раз работал у себя в саду. Решил испробовать свой новый дар евангелиста. Услышав, что я христианин, он вскинул на меня глаза и процедил сквозь зубы:

— В таком случае, почему бы вам не подравнять свою @*!&%-ную изгородь, чтобы нам, язычникам, не приходилось каждый раз ступать в канаву, проходя мимо вашего @*!&%-ного дома?

Пошёл домой с пылающими щеками. Что за жуткий тип! Да кто он такой, чтобы мне указывать? Так уж случилось, что я всё равно решил сегодня же подравнять нашу изгородь — но ВОВСЕ не из-за того, что он сказал! Зашёл к мистеру Брейну, нашему пожилому соседу, который иногда приходит в церковь, взял у него секатор и быстренько всё сделал.

Не стал ничего рассказывать Энн. Она уже давно просила меня подравнять изгородь, ещё с лета.

Джеральд сказал, что специально останется дома, когда придут Флашпулы. Из чистого любопытства.

Сегодня мне на работу позвонила Китти Доув. Сказала, что накануне вечером к ним приходил Тед и что он уже совсем решил следовать за Иисусом, но Эдвин попросил его не торопиться, недельку-другую как следует всё обдумать, а пока что поближе познакомиться с Биллом и Китти.

— Он так уважительно о тебе отзывается, Адриан! — сказала Китти. — И по-моему, он совершенно прав.

Ну почему, когда Доувы так хорошо обо мне говорят, мне всегда очень хочется сказать им, что я не такой уж хороший?

— Он спросил, нельзя ли ему приходить к нам по пятницам, — продолжала Китти. — И почему-то именно по пятницам. Сказал, что, если нам удобно, то для него это самый подходящий день. Правда, замечательно?

Улыбнулся про себя и ответил:

— Да, это просто замечательно.

Ровно в шесть вечера зазвонил телефон. Джеральд поднял трубку. Потом вошёл в гостиную с озадаченным лицом.

— Это была миссис Флашпул, — сообщил он. — Они не могут прийти. Она говорит, что её муж лежит в постели из-за болезни, которая всё ещё одолевает его во плоти, и они хотели бы перенести всё на следующий четверг, если будет на то Божья воля и если мы не против. Просили перезвонить, если нам неудобно.

Как всё-таки ЗДОРОВО, когда какая-нибудь встреча, на которой тебе совсем не хотелось быть, хотя ты и знаешь, что дело это нужное и благочестивое, в конце концов отменяется и причём совершенно не по твоей вине!

Мы с Энн провели очень приятный вечер при свечах, с бутылкой красного вина. Джеральд быстренько уничтожил всю еду, предназначавшуюся ему и обоим супругам Флашпулам, а потом ушёл к друзьям. Так что закончилось всё очень даже мило.

Ужасно хочется узнать, что Дорина хотела рассказать нам про Реймонда. Ну, чтобы знать, как за него молиться…

Всё время думаю о том соседе, что через три дома. Не надо было мне подравнивать эту дурацкую изгородь. Готов поспорить, что теперь он всякий раз самодовольно улыбается, проходя мимо нашего дома. Наверное, думает, что это я из-за него. Ха! Много он знает! Да если бы я не ощущал по отношению к нему христианского прощения и доброжелательности, то уложил бы его на обе лопатки, прижал покрепче коленом и скормил ему все обрезки с наших кустов!

Теперь понятно, почему апостол Павел заповедовал нам не преклоняться под одно ярмо с неверными. Он явно имел в виду именно таких наглых субъектов, до которых просто не доходят любовь, мир и христианское милосердие.

Впрочем, меня это вовсе не беспокоит. Да и с чего мне дёргаться? Чувствую, что Господь велит мне больше не общаться с этим типом, и потому не собираюсь даже приближаться к нему. Всё. С этим покончено. Больше не буду о нём думать. Никогда.