Елена Цугулиева - Эстеты из Кукановки

— То, что дверь поцарапали, замок поломали — это мелочь. Всего дела на пятерку. А для того, чтобы дать вам справку о попытке угона — а это еще нужно доказать, — мы должны возбудить уголовное преследование. А кого преследовать? Неизвестно! Ищи ветра в поле… Нет, не страховой это случай, гражданин. Мы тут бессильны.

Егор Алексеич отправился домой, а дома стал прикидывать в уме — как ему доказать, что машину действительно хотели угнать? И придумал. Недаром он был известным рационализатором на своем заводе.

Вот уже три ночи он провел в засаде, надеясь, что ночной гость обязательно явится еще раз, чтобы запершить свое черное дело, и уж тогда он не улизнет. Конечно, трудно сидеть во дворе ночь напролет. Но ведь поспать можно и после работы. Ведь могут же бодрствовать ночные сторожа! Он даже положил приманку — бросил на видном месте, на заднем сиденье — коньячную бутылку с холодным чаем.

Бдения Егора Алексеича были вознаграждены: злодей появился на четвертую ночь. Был второй час, когда легкая тень приблизилась к машине. Бородкин навострил уши и услышал приглушенный скрежет металла.

«Я тебе ужо поскриплю!» — злорадно подумал Егор Алексеич. — «Ты мне ужо поскрипишь». — Он резко дернул веревку, конец которой сжимал в кулаке. И вдруг тень упала. Послышалось сдавленное кряхтенье.

— Ага! Попался голубок в силок! — Бородкин радостно подбежал к поверженному в прах противнику. Это был добрый молодец с лохматой шевелюрой.

— Давай, космач, знакомиться, — сказал Егор, — я владелец этого «Жигуля». А тебя как звать-величать? Откуда родом? Где прописан?

— Пшел ты, — храбрясь, сказал патлатый и независимо сплюнул в снег.

— Прекрасненько! — сказал Бородкин и поднял над буйной головушкой толстый кол. Лежащий приглушенно взвыл.

— Ага! Не нравится, значит. Тогда, говори: хотел угнать машину?

— На фиг она мне. Других нету, что ли? Вон в соседнем дворе стоит иномарка. Уж я бы лучше ее угнал, если бы хотел.

— Прелестненько. Значит, на фиг. Так и запишем, — и Егор снова поднял свое дреколье.

— Ну, хотел, хотел, — поспешно сказал кудлатый, — а теперь расхотел. Давай, распутывай веревку, хрыч, больше и близко не подойду. И других предупреждю.

— Чудесненько! — сказал Егор, — за это тебе по гроб жизни благодарен. А теперь — вот авторучка и давай подписывай вот эту справку.

— Какую такую справку? — изумился лохмач, — еще чего! На фиг мне подписывать там чего-то…

— И без фига подпишешь, — демонически усмехнулся Бородкин. — Это, красавчик, справка о том, что ты, тут фамилия, инициалы, «действительно намеревался такого-то числа угнать для собственных надобностей машину «Жигули», принадлежащую гражданину Бородкину, номер такой-то, не спросясь его и без его ведома. В порядке нарушения закона о личной собственности граждан».

— Вот чего! — захихикал кудлатый, — это сколько угодно. Он лихо, с закорючкой, расписался, — вот тебе и мое фамилие. Пашка-Печенег. Будем знакомы. Ну, все теперь?

Но Егор Алексеич потребовал:

— А теперь, артист, садись за руль и поехали!

— Ты чего? — перепугался Пашка-Печенег, — я и ездить не умею. Куда поехали?

— Тут недалеко. Давай, давай…

— Дяденька! — заскулил лохматый, — ты меня лучше сам накажи, не вези никуда!..

— Накажу, накажу, — пообещал Бородкин. — Давай, берись за руль. Вот так. А ногу — сюда, ну, поскакали! Э, дурень! Правь во-он туда, где трансформаторная будка… Стоп!.. А теперь — дерни вот эту штучку.

Совсем ошалевший парень повиновался. И… воздух снова огласился ревом сирены.

— А теперь — уваливай, — прошептал Бородкин, — и если ты еще когда-нибудь…

Не дожидаясь окончания фразы, парень помчался, как перепуганный заяц. Выскочил из машины и Бородкин.

— Не подходить к машине! — приказал появившийся милиционер.

Теперь все шло как по маслу. Отпечатков пальцев преступника было сколько угодно.

…В картотеке криминалисты нашли обладателя «пальчиков».

— Да это Павел Филюков! Известная личность. Его работа.

Бородкину выдали справку для Госстраха, и он ушел.

После его ухода криминалисты еще немножко побеседовали между собой.

— Типичный случай попытки угона, — сказал один. — Но вот интересно, Филюков отогнал машину на 62 метра от места стоянки, и лишь тогда сработало противоугонное устройство. Почему бы это?

— А меня удивляет в этом деле другое, — сказал второй, — до сих пор Пашка-Печенег, он же Павел Филюков, только грабил машины. Коврики снимал, приемники вывинчивал. Брал чехлы, рулевые оплетки, колпаки. Особенно любил снимать ветровые стекла. В феврале он за одну ночь на стоянке ЖСК снял одиннадцать стекол! Но машин он никогда не угонял. Он не умеет водить.

— Ну, значит, научился, — зевая, сказал его собеседник. — Надо будет учесть. Занеси-ка эту новость в картотеку…

Долгое время соседи считали меня нелюдимой, необщительной и неконтактной. Это потому, что я и сама ни к кому не ходила и к себе не приглашала. Ну и что? Считаю, что это и не обязательно. К тому же и времени у меня на это нет: днем работа, беготня по магазинам и домашняя возня. А вечером сажусь у телевизора — и общаюсь с целым миром. Чем плохо?

Но вот однажды случилась беда. Телевизор забарахлил. Скажете: знаем, слыхали. А у кого он не барахлил? Нечего сказать, нашла тему.

Но барахленье барахленью рознь. У меня был совершенно особый случай. Думаю, что очень редкий. Если не уникальный.

У меня, знаете, вот как было. Выступает, скажем, по телевидению человек. И вдруг — изображение на экране делится пополам. Голова и половина туловища уезжают в левый верхний угол, а ноги с остатком тела отодвигаются в правый нижний. И в таком непотребном виде певец исполняет классический романс, а деятель науки читает полезную лекцию, не испытывая ровным счетом никаких неудобств. Я даже видела, как два молодых артиста ухитрились в таком положении драться на дуэли. Еще лучше того: хоккеисты ЦСКА забили «Химику» две шайбы в то время, когда вся команда была «вне игры». И судья хоть бы слово сказал! Шайбы были засчитаны.

А я за них за всех переживай!

Два дня переживала, на третий позвонила в ателье.

Скажете: знаем, слыхали. Мастер пришел через месяц.

Но тут я вас ошарашу. Мастер пришел на следующее утро.

— Что у вас? — спросил он. Выслушал. Включил телевизор. Посмотрел и радостно улыбнулся:

— Интересно! — сказал он, и что-то записал в блокнотик. Потом снял заднюю стенку и уставился в утробу моего «Рекорда». Улыбка сползла с его лица. Он помрачнел.

— Неужели так плохо? — с тревогой спросила я.