Елена Цугулиева - Эстеты из Кукановки

Я и Татьяна начали готовить обед, а наши мужики работали как одержимые. До вечера все экзотические ароматы были надежно упрятаны под землю, и в город мы вернулись уже совсем успокоенные.

На другой день я позвонила в цирк Лубенцу.

— Товарищ Лубенец! — сказала я елейным голосом, — что же это за товар вы мне подсунули? Это не только лошадиная тырса, но и прочей живности, всех континентов.

— А я разве гарантировал вам только лошадей?! — страшно удивился Лубенец. — Какие оригинальные претензии! И это — вместо спасибо… Послушайте, мадам, в нашем ковчеге есть все на свете: леопарды, жирафы, тигры, львы. Имеется индийская черная свинья, совершенно очаровательное создание. Приходите посмотреть, как она печатает на машинке и говорит по телефону. Полное впечатление! А медвежонок коала? Ведь это его изобразили для эмблемы Московской Олимпиады. Но что, собственно, случилось? Об уродке, насколько, я понимаю, судить еще рано. Ведь всего два дня, как вы нанесли нам визит.

…Цирковой запах оказался стойким. Правда, в следующее воскресенье собаки больше не выли. Но возле нашего забора стояли два очень смуглых человека.

— Граждане, — сказал им Анатолий, — вам чего нужно?

— Нет, — сказал один из смуглых, — но тут очень… как сказайт… карашо. Воздука карашо. Как наша дома.

— А вы откуда? — поинтересовался Аркашка.

— Кения, — в унисон ответили смуглые. И мы оставили их в покое.

— Идея, — сказал Аркашка, скребя ложкой сковороду. — Посадим на участке манго, и, может быть, бананы. Ведь удобрения у нас для тропических плодов самые подходящие.

«Пусть сажает, — подумала я. — И кокосы, и авокадо, манго и ананасы… Пусть сажает, строит, создает. И пусть не ломает, не разрушает, не уничтожает. И благо будет ему и нам, его ближним, тоже…»

А поскольку я человек не только слова, но и дела, немедленно посадила в небольшом горшочке семена жгучего красного перца… Кому что нравится!

— Войдите, кто там? — крикнул дежурный по отделению милиции Бибирев. Дверь тихонько приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулись двое. Женщина и мужчина. Прилично одетые. Видимо, муж и жена.

Наметанным глазом Бибирев подметил, что выражение лица у обоих было одинаковое, робкое и даже затравленное.

— Присаживайтесь. Кто вы такие и с чем пришли?

— Я — Кульков, Анатолий Кузьмич, — обстоятельно заговорил мужчина, — а это — жена моя, Татьяна Осиповна. Живем по адресу: улица Антуана Лавуазье, номер 20-а. Пришли мы с жалобой на восьмиклассника Аркадия.

При этих словах женщина, всхлипнув, сказала:

— Совсем со свету сжил.

— Кулькова, успокойтесь, — сказал Бибирев. — Объясните конкретно, каким образом он сживает вас со свету? Он что? Дерется? Хулиганит? Выражается? Устроил притон?

— Не-ет, — тихо плача сказала Татьяна Кулькова. — Он не выражается. Он не умеет выражаться. Он, знаете, музыку заводит.

— Как музыку? Какую? Со словами?

— Такую. Современную. И с хрюканьем.

— Слова тоже бывают, но непонятные, — вставил Кульков. — Но очень громкая. Со стереоприставкой. Да как завернет во всю мочь!

— Гм… К сожалению, это в нашей действительности имеет место, — согласился Бибирев. — Не вы один страдаете. У нас сотни заявлений подобного рода… А вы не пробовали на этого парня повлиять добром? По душам поговорить? Что-то хорошее для него сделать? Уж не совсем он пропащий, наверно? Есть же у него что-то человеческое?

— Все пробовали! — вздохнул Кульков. — Жена ему пироги его любимые пекла. С курагой. Я финские ботинки в очереди выстоял. И что же? Пироги слопал, ботинки надел и снова за старое.

— Как из школы придет, — печально заговорила Кулькова, — так сразу же включает эту чертовину, а уж потом идет на кухню, греет себе обед и садится есть. И слушает. Да еще из своей комнаты дверь открывает. Чтобы ему на кухню было слышно. И так кушает… Я думаю, что слышно во всем микрорайоне бывает, не только у нас.

— А он вам кто? Сосед?

— Да. В соседней комнате находится.

— Подселенец, значит?

— Какой подселенец! — с сердцем сказала женщина. — Сын!

— Чей сын? — оторопел Бибирев.

— Наш, — в унисон сказали супруги. — Аркадий Кульков. Наш собственный сын.

Бибирев на некоторое время потерял дар речи. А опомнившись, рассердился:

— Ну, знаете! Уж если вы сами со своим сыном не можете справиться…

— Значит, не можем, если к вам пришли, — горько ответил Кульков. А жена прошептала:

— Что же нам делать? Слова он пропускает мимо ушей. Бить нельзя, вы первые вступитесь. А за нас вступиться некому.

— Бить! — невесело засмеялся Кульков. — Да он на голову выше меня. Акселерат… Сказать откровенно, мы вообще не против музыки. Я и сам люблю иногда попеть под гитару. Вокализы там. Романсы. «Я встретил вас»… Но ведь у него что? Ни одной ноты не поймешь и не запомнишь. Только шум и гром. Вот, послушайте, я вам постараюсь изобразить как сумею. — И он заревел неимоверным голосом:

— Бррум! Дррум! (ударив кулаком по столу). Уо-го-го! Та-ру-ра! Бах! Трах!!. Ну, что? Уловили мелодию? Понравилось?

Бибирев сказал, что не понравилось и не уловил.

— А еще у него есть пленка, — подхватила Татьяна Осиповна, — где певец только хрипит, вроде его душат. А уж как окончательно задушат — то он хрипеть перестает, а взамен начинает выть пожарный сигнал.

Бибиреву стало не по себе.

— Да. Крепко запущено… А он что? Все время воет? Или с антрактами?

— Антракт — это когда он в школе. Так ведь и мы тогда на работе. А когда он дома — и мы дома. Только вот в субботу немножко. Мы в субботу целый день дома, а он — нет.

— Все понятно, кроме одного, — задумчиво сказал Бибирев. — От нас, от милиции, чего вы хотите? Может, вы хотите, чтобы мы его арестовали?

— Ой! Так ведь его моментально из школы выгонят! — испугалась Кулькова. — И снова на нашу голову.

— Ладно, не будем. Тогда будем штрафовать.

— Вы что? Издеваетесь? — возмутился Кульков. — А платить штраф кто будет? Я! А ему что? Еще посмеется.

Бибирев сконфузился. В самом деле, неладно придумал.

— Ну, тогда я уж не знаю, что…

— А вы не расстраивайтесь, — утешительно сказал Кульков. — Вы знаете что? Вы его просто попугайте. Пообещайте ему чего-нибудь пострашиее. Может, он вас послушает, ведь вы же ему не отец, и тем более не мать, а чужой человек.

— Вот, вот, — подхватила жена, — нагоните на него страху. Скажите, что есть такая статья — на издевательство над родителями. Приходите к нам домой завтра вечером. И тут сразу с поличным его. Мы дома будем.

— Согласен, — сказал Бибирев. Ему было искренно жаль Кульковых, таких затравленных и беспомощных.