Алексей Савельев - Вцепления и срывы [СИ]

Уставилась Людмила и запищала.

Побегала Таня по комнате несколько минут, оглашая дом криком и вызывая у бабушки гнев, затем легла на кровать и начала крутить ногами, крича:

— Блядь ебучий колосок. Что ты творишь сука?

Провизжала опять Людмила, смотря напуганными глазами на Таню.

Вошла бабушка и закричала:

— Чего твориться, блядь, чего делается.

— Бабушка, уйди в пизду. Чего блядь вылупилась?

— Сама иди в пизду, — рявкнула бабушка, — чего у тебя всё время блядь случается? Ну, ни дня без ножного происшествия.

Вбежала младшая сестра и крикнула:

— Таня, держись!

Бабушка подошла к визжащей Людмиле и взяла на ручки:

— Успокойся, успокойся.

Таня увидела это и закричала с ревностью:

— Бабушка, оставь моего ребёнка, куда ты его понесла? Это мой ребёнок, — тут она снова закричала и захлопала себя по половому лобку:

— Настя, Настя, забери у неё мою дочку.

Настя уставилась на бабушку и на Таню. Она словно ощутила себя, будто ей надо идти против воли бабушки и подчиняться старшей сестре. Настя ничего не стала делать и крикнула:

— Разбирайтесь сами и ушла в свою комнату, хлопнув зло дверью.

Когда же Таня поутихла, перестала дрыгать ногами, а дыхание стало ровным, она вошла в комнату и взяла свою дочку на руки:

— Не смей забирать из моей комнаты моего ребёнка. Это мой ребёнок. Она не кукла.

— А что у тебя постоянно одни ножные происшествия каждый день?

— А что, будто у тебя не бывает? Я, что не слышу, как у тебя на ступнях каждый день колоски рвутся, и ты то же кричишь и на Волге всё испытывает, что она похлеще моей иногда тут через стенку вопит, я же не прихожу к вам, ребёнка не хватаю.

Людмила в это время заплакала, начав щёлкать большими пальцами ног по вторым. Таня её стала укачивать, держа на руках: — Ну — ну — ну, моя радость, успокойся, — и поцеловала в пухлую щёку, а потом продолжила кричать, — а ты приходишь ко мне во время, когда я обучаю Людмилу и начинаешь указывать мне, как воспитывать моего ребёнка. Я сама её рожала, сама сидела на колосном станке и это мой ребёнок, моя дочь и ты не вправе указывать мне, как и что делать. Я мать и я решаю.

— Но она моя правнучка, — крикнула бабушка, стараясь перекричать плач Людмилы, которая сидит у Тани на руках.

— Ну и что, если она твоя правнучка, это не даёт тебе права заходить в мою комнату, забирать моего ребёнка и рассказывать, как мне надо воспитывать и обучать. Может мне уйти в свой лесной домик и там жить? — закричала ещё сильнее Таня.

Бабушка уставилась на Таню с расширенными глазами и вдруг выдала резко:

— Ну и проваливай и ребёнка своего забирай, что бы духу его тут не было. Испугала она меня. Да нужна мне твоя правнучка. Видеть её не хочу.

— Ах так, ах так, — зашлась от гнева Таня, — тогда я ухожу с ней жить в свой лесной домик.

Таня вышла резко из комнаты бабушки, хлопнув дверью. Выбежали из комнат мама и Настя, слышавшие всю ругань. Настя и мама ухватились за Таню. Настя затараторила:

— Милая любимая Танечка, не уходи. Не уходи.

— Таня, останься, Таня останься, не слушай бабушку, не слушай бабушку. Это твой ребёнок. Воспитывай его как хочешь. Мы даже ничего не говорим, — залепетала мама.

— Она сказала, чтобы духу его тут не было и не будет и моего тут духу то же не будет. Пойдут жить с ней в лесной домик, — провопила Таня сквозь плач Людмилы на руках.

Она вошла в свою комнату и стала собирать свои вещи и детскую одежду.

Мама вошла в комнату к бабушке:

— Мама, ты, что такое говоришь то?

— Да потому что довела она меня.

— Ну, вот сейчас из — за тебя она из дома уйдёт. Что вот теперь делать?

Таня собрала сумку с вещами, одела девочку в тёплую кофту, тёплые леггинсы, а сама оделась в короткое платье и плотные красные колготки. Она подошла к обувной полке и обулась в уазики, затем поставила перед Людмилой её детские яркие уазики. Всунула плачущая Людмила туда свои пухлые стопочки. Мама подбежала и ухватила Таню за руку, повиснув буквально на ней:

— Не уходи, я прошу тебя. Мы все тебя просим.

— Не уходи, — заплакала Настя на весь дом.

— Хорошо, но чтобы это было последний раз.

— Всё — всё. Я уже поговорила с бабушкой. Людмила твоя. Большое никто не будет врываться в твою комнату, и указывать, как тебе её обучать вцеплению и воспитывать.

Таня вошла в свою комнату вместе с Людмилой, раздела её, переодев в лёгкое короткое платье, а сама села в красных колготках на кровать, положила ногу на ногу и согнула пальцы в ножной красный колготочный кулак:

— Будет она мне ещё указывать, как мне воспитывать мою дочь, — проговорила Таня, — и как обучать, — взглянула затем на всхлипывающую Людмилу и сказала, — иди сюда, моё солнце.

Людмила подошла к маме и залезла к ней на красные колготочные голени. Таня сделала ноги прямо и снова согнула, сделав красные ножные колготочные кулаки в красных плотных колготках. Людмила стала сгибать и разгибать пальцы ног, сидя у Тани на колготочных бёдрах. Сумка с одеждой продолжает стоять рядом. Таня произнесла:

— Это же надо такое сказать, это же надо? Да это я тебя видеть не хочу, — повысила голос Таня, — сама же первая выгоняет меня с ребёнком, блядь дура ты ебучая. Сама уёбывай, сука, тварь, блядь, скотина ёбаная, тварь блядь в кухонных сырниках. Говно блядь ебучие. Будет мне ещё указывать. Ну, сволочь.

Дверь резко открылась. Появилась разгневанная бабушка и как заорёт:

— Выматывайся, выматывайся шваль драная со своим выпердышем. Чтобы я тебя суку тут не видела.

Таня аж ахнула от такого оскорбления, ощущая, как внутри всё закипает.

— Ну и не увидишь больше.

Таня резко встала, сняла с дочки платье, надела на неё трусики. В это время из комнаты вышла мама и вцепилась бабушке в волосы:

— Ты что блядь такое говоришь тварь вонючая. Я только её успокоила, только уговорила остаться, а она снова начала.

— Ааааа пусти, — проорала бабушка, — а чего она про меня сидит и говорит из своей комнаты. Мне что не слышно? Приди и скажи это мне в глаза, что, стыдно?

— Ты подлая тварь, — заорала мама.

— Пусти волосы, пусти волосы. Больно.

Выскочила из комнаты Настя:

— Мама, пусти бабушку, ты же ей сейчас все волосы выдерешь.

Началась в коридоре драка и крики. Таня же вышла с дочкой из своей комнаты и мелькая красными колготками, поставила свои и детские уазики.

— Таня. Не уходи, я прошу тебя, не уходи, кинулась к ней Настя.

— Она назвала моего ребёнка выпердышем. Она меня очень оскорбила. И минуты я не хочу находиться больше в этом доме.

Она вышла на крыльцо, держа дочку за руку. Кинулась следом на улицу мама, бабушка и Настя. Мама встала перед Таней на колени на траву под вечерним небом, стала целовать ей руки и говорить, смотря то на Таню, то на её дочку: