Олег Батлук - Мемуары младенца (сборник)

По этому описанию может сложиться обманчивое впечатление, что тогда, к своим тринадцати годам, я еще не видел голой женщины. Конечно же, это не так. Конечно же, я к этому возрасту уже видел голую женщину. В альбоме «Шедевры живописи Дрезденской галереи». Я шел подготовленным, меня было не смутить этим самым тем самым.

Мне выпал жребий смотреть первым. Так сошлись звезды.

«Батлук, давай, давай!» – кричали мне ребята со всех сторон.

Я моргнул, зажмурился, прильнул к отверстию в стене и открыл глаз. И мгновенно увидел ее. Вот так сразу. Заветную. Долгожданную. Передаваемую из уст в уста ребятами из конькобежки в былинах и эпосах. Попу. Настоящую, розовую. Попа занимала почти всю перспективу технологического отверстия. Больше я ничего не мог увидеть. Но разве нужно было больше. И вдруг, нет, и ВДРУГ, попа начала поворачиваться ко мне лицом, медленно и неизбежно. И, вот оно, вожделенное мгновение, избушка встала передо мной передом…

«Шухер!», сильный толчок в спину, и вот я уже сижу спиной к дырявой стене. Совершенно неожиданно тренер вернулся в раздевалку раньше обычного. Кто-то из ребят пихнул меня в качестве предупреждения. Но было уже поздно, так как тренер успел заметить меня у нашего Ока Саурона.

Как ни странно, он ничего не сказал и, собирая сумку, только хитро поглядывал в мою сторону. Мальчишки осмелели и начали кучковаться вокруг меня, вполголоса засыпая вопросами. Я сидел с остановившимся взглядом. В отличие от волос, которые, напротив, стояли дыбом. Возможно даже, именно в ту самую минуту я и начал седеть.

«Ну как, все увидел? Круто было? Вот повезло!» – галдели парни наперебой мне в уши.

«Да, Батлук, давай», – неожиданно нарушил молчание тренер.

Ребята недоуменно посмотрели на него.

«Расскажи товарищам, что ты там увидел, как это было круто и как тебе повезло», – настаивал тренер.

Ребята недоуменно посмотрели на меня.

«Сегодня как раз соседнюю раздевалку временно мужикам отдали, старшей группе…» – добил меня тренер на глазах у всех.

Если бы не было доподлинно известно (хотя это не доподлинно известно), что Шекспир жил в Англии в семнадцатом веке, я бы не сомневался, откуда он взял свои любовные драмы – из московских дворов. Ведь нет ничего выше дворовой любви. И нет ничего беспощадней дворовых страстей.

Пока родители гадали, как лучше воспитывать нас – по Споку или по попе, – нас благополучно воспитывали наши дворы.

Во дворах на моих глазах раскрылась веером триумфов и падений не одна романтическая история. И не две. Если бы любвеобильность измерялась счетчиком Гейгера, у нас во дворе он бы не пищал, а визжал. Причем круглосуточно.

Ну вот, например. Двоечник и отличница – классический сюжет. В нашем дворе он воплотился с точностью до наоборот.

Они были вместе с четырнадцати лет. В пятнадцать лет она, двоечница, со скандалом ушла из школы, метнув в учительницу химии колбу с реактивом. Тем самым как бы выразив общее мнение класса о «химичке». И хотя колба пролетела мимо и реактивом была H 2O, девочку исключили. Он, отличник, прибежал защищать ее на педсовет и ушел из школы вслед за ней, метнув в директора книжку. И хотя книжка пролетела мимо и это была худенькая методичка, мальчика исключили.

Школа гудела, после уроков мы тренировались на школьном дворе прицельно метать колбы и методички.

А эти двое ходили, держась за руки, посреди зимы в венках из ромашек. Воображаемых нами. Такие они были нечеловечески влюбленные.

Они выросли, у них появились дети.

Двое у нее, один у него.

В браках с другими.

В нашем дворе в дни моей юности жил Тор. Красавец, скандинавский бог. На несколько лет старше меня. Я уже не припомню его настоящего имени. Но Тор ему очень подходит. Вино и девушки были его буднями. Моими буднями были букварь и ряженка, поэтому немудрено, что я избрал этого небожителя ролевой моделью. Я подбирал за ним все крупицы мудрости, которые он ронял.

Однажды дворовый Тор сказал мне:

«Никогда не бегай за девушками и за трамваями. Всегда придет следующий».

А от меня постоянно убегали и те и другие, и девушки, и трамваи, так что его совет был весьма кстати.

Несколько дней после того знакового совета я ходил спокойным и просветленным. Я сам стал этаким полубогом и смотрел на девушек свысока.

Но однажды вечером все в одночасье рухнуло. При входе в подъезд я столкнулся с возлюбленной Тора. Она как раз выбегала на улицу. За ней семенил Тор. Он хватал девушку за руки и почти скулил: «Ну, Свет, ну, Свет». Богиня вырывалась и быстрыми шагами удалялась в сторону своего дома. Тор плелся за ней, продолжая бормотать: «Ну, Свет, ну, Свет». Мне даже на мгновение показалось, что я вижу, как его молот беспомощно волочится за ним по асфальту.

На следующий день я ехал по своему району в трамвае. Я стоял в задумчивости в конце салона у заднего панорамного стекла и смотрел в пол. Вчерашняя сцена не выходила у меня из головы. Может, я что-то не так понял, и мой кумир вовсе и не бежал за той девушкой, утешал я себя.

Трамвай закрыл двери и отъезжал от очередной остановки. Я поднял глаза.

За трамваем бежал Тор, отчаянно размахивая руками.

Во времена дворовой юности мы считали свадьбы делом экзотическим. Свадьба – это то, что может случиться с кем-то другим, но только не с нами. Как смерть.

Поэтому все мы, от первого до четвертого подъезда, опешили, когда эта розовая чума в начале девяностых пришла в наш двор.

Жених был домотканый, из местных, а невеста приблудная – из соседней многоэтажки. То есть парню не пришлось далеко ходить: вышел покурить, затянулся – вот тебе и невеста. Без былинного размаха и всех этих Забав Путятишен и раззудись плечо, зато наверняка.

Они подали заявление в ЗАГС. Свадьбу назначили на осень.

Стояло тучное потливое московское лето, с одышкой и ливнями. Некоторые из нас только что закончили первый курс своих институтов, другие перебивались спонтанными заработками. Мы почти в полном составе болтались во дворе. Сорванную морковку тянуло на родную грядку. Это было наше первое лето после изгнания из рая детства. Мы не знали, куда пристроить свои осиротевшие корни.

То лето запомнилось нам всем одинаково – брачными играми будущих молодоженов. Эти двое решили устроить медовый месяц до свадьбы. Причем не себе, а нам – обитателям летнего московского двора.

Парочка источала мед. Жених и невеста везде ходили вместе, прилипая друг к другу разными частями тела – то руками, то губами, то лбами. Даже их уши порой переплетались.

Они стояли рядышком, бок о бок, и, перебивая друг друга, словно воробьи у лужи, рассказывали о том, как безумно они влюблены. Как удивительно они похожи. Как резко изменился двор, город, мир, вселенная после их встречи.