Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Царица встала. Прочь воспоминания! Видно, она стареет, если им предается. Займемся делами. Она сняла с лица улыбку.

— Вот что, князь. Намереваюсь я совершить вояж на юг, в новоприсоединенные земли.

Потемкин вздрогнул от этой новости и тут же стал отговаривать ее от такой затеи. Но с перепугу все никак не мог найти убедительные причины.

— Не езжай, матушка, не надо!

— Почему, мой друг?

— На юге… холодно.

— Здоров ли ты, мой друг? Как это, на юге холодно? Юг — благословенный край. Фрукты, вино, солнце. У меня будет отпуск. Я столько лет не отдыхала.

— Но если не холодно, то, значит, там слишком жарко. А скорее всего, там и холодно и жарко. Одновременно. И охота тебе, матушка, в такую даль плестись! Хочешь отдохнуть и развлечься — в Павловск езжай, и под боком, и красотища неописуемая. Одни парки и дворцы чего стоят. Мильоны!

— И все-таки, пожалуй, я съезжу на юг.

Потемкин еще сумрачнее стал.

— Скажи честно, матушка, недоброжелателям моим поверила?

— Каким?

— Что жалеют о бородах, еще Петром I сбритых. Знаю: они тебя науськивают, дабы ты ехала и самолично в неисправности моей администрации убедилась. А ведь я недосыпаю, недоедаю. Все о благе государства Российского пекусь, преумножению твоей славы, матушка, забочусь. Крым тебе присоединил, Херсон построил, Севастопольскую гавань соорудил, флот на Черном море основал. А в армии какие преобразования: косы-шляпы, клапана, обшлага у солдат отменил. Завивать, пудриться, плести волосы, букли — солдатское ли сие дело? У них камердинеров нету!

— Спасибо, князь, за все. И за Херсон благодарствую, думаю, со временем вторым Амстердамом станет. И за флот кланяюсь, и за армию. Но слухи ходят, дескать, поставлен флот спешно и частью из негодного материала. А в первую бурю пойдет ко дну.

Вперед забегая, отметим, пророческие те были слова, так оно и случилось: флот русский почти целиком погиб в шторм, когда биться с турками вышел.

— Пустое болтают. Край южный стал цветущим. Многосторонняя и неусыпная моя деятельность.

— Наслышана об этом, светлейший князь. Но вот говорят, что мильоны, истраченные тобой на администрацию, оказались далеко не выгодною капитализациею. И присвоил ты немало.

— Клевещут! Чист перед тобой!

— Вот приеду, все на месте проверю. И отчета об истраченных тобой мильонах потребую.

Долго спорили, что это будет: инспекторский смотр или ревизия? Потемкин возражал против этих слов, поэтому было избрано слово более благозвучное, а именно «путешествие», каковым и вошел в историю визит императрицы на юг России в 1787 году.

Однако Потемкин просил отсрочить отбытие на чуть-чуть, скажем лет на 10—20.

— Ого! — хитро улыбнулась царица. — Доживу ли я, князь? Нет уж, братец, отбудем, когда я укажу. И как можно скорее.

Путешествие состоялось лишь три года спустя. Потемкин получил время, чтобы подготовить управляемый им край и показать его Екатерине в выгодном свете.

В 11 часов утра 2 января 1787 года императрица с камер-фрейлиной Анной Степановной Протасовой выехала из дворца при пушечной стрельбе с Адмиралтейской и Петропавловской крепостей. Остановились у Казанского собора, где императрица приложилась к иконе, облобызала крест, потом села опять в карету, приказав ехать через Обухов мост по земляному валу. В пути ее спутники в карете постоянно менялись, но всегда при царице оставались трое: Протасова, Дмитриев-Мамонов и Нарышкин.

Императрица была в длинном суконном кафтане на меху со шнурками впереди, на голове высокая соболья шапка. В этом костюме крепостной человек Потемкина, самоучка-живописец Шибаев, и написал ее портрет.

С нею следовало 20 лакеев, 2 метрдотеля с поварами, мундшенк, тафельдехер, два скорохода для экстренных сообщений и два арапа.

Императрица везла для подарков золотых и бриллиантовых вещей ценой на 197 тысяч рублей: для губернаторов предназначены были табакерки и перстни ценой от 1600 до 2700 рублей, для вице-губернаторов от 1200 до 1400 рублей, для губернских предводителей подарки были подешевле — от 90 до 100 рублей, для городничих и исправников табакерки, часы и перстни от 180 до 300 рублей. Обойдутся!

Сухопутным путем царице предстояло следовать через Великие Луки и Смоленск в Киев, где по вскрытии Днепра ото льда предполагалось пересесть на галеры да плыть в новоприсоединенный Крым.

Движение возков было плавное и покойное, как у гондол. По обеим сторонам дороги горели смоляные бочки и костры из хвои, освещая путь. Рядом с возком царицы скакали верховые с факелами. Ехали при колокольном звоне. Повсюду толпился народ, желая увидеть матушку-государыню. Купечество подносило хлеб-соль. Мещане бросали цветы под ее возок. Люди швыряли в воздух шапки и не спешили их надеть, несмотря на сопутствующие холода. Морозонеустойчивые иностранные дипломаты занимали три кареты, внутри обитые желтой кожей для тепла, на ногах у них были меховые шапки, и все равно послы крепко мерзли.

29 января прибыли в Киев с золочеными куполами церквей на высоких горах, где ее встретил Потемкин. Салютовали войска, гремела полковая музыка, никли в преклонении штандарты. Прогремел 71 выстрел с Печерской крепости.

Льды держали ее в Киеве три месяца. Потемкин тому втайне радовался. Выиграть время! Любой ценой! Пока Синельников — правая рука князя — наведет на южный край лоск да глянец.

27 марта, в страстную субботу, Днепр против Киева очистился, императрица вступила на специально выстроенную для нее по древнеримскому типу роскошную галеру «Днепр», а Потемкин занял предназначенную для него галеру «Буг». Путешествие по Днепру на юг началось. Галеры отличались огромными размерами и богатством убранства. Гребцы были подобраны молодец к молодцу, прекрасны собой и лицом, на правой стороне сидели брюнеты, на левой блондины. Флотилия имела очень величественный вид, если учесть, что со всех сторон шлюпками да челноками была окружена. Для иноземных послов ловкий Потемкин выстроил специальную галеру, окон не имеющую и без навесов на палубе, сообразуясь с расчетом, что иностранцы без окон поменьше недостатков разглядят, а при отсутствии тентов долго на палубе не пробудут и оттуда также ничего не узрят.

«Хорошо бы им глаза завязать да уши воском залить, а уж тогда пускай себе путешествуют, — мечтал Потемкин. — А то эти иностранцы вечно в каждую дырку свой длинный нос суют и всюду одно худое зрить тщатся. Я этих прохиндеев знаю».

Свою галеру без окон увидав, послы вопросили: тюрьма ли то либо корабль? — и жалобу Екатерине принесли. Та распорядилась окна соорудить. Выполняя ее указ, Потемкин окна соорудил, но меньше, нежели на других галерах, так что послы принуждены были глядеть в них по очереди, чуть ли драки у иллюминаторов не устраивая.