Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Плыли не спеша. В особливо живописных местах изволили причаливать, прогуливаться, из пушек стрелять. Казаки проводили свои маневры, дабы императрице мощь потемкинского гения, сделавшего уклон в пользу конницы, продемонстрировать. Бравые казаки громили с ходу любого супостата: турецкого, прусского, аглицкого и прочих — к вящей славе русского оружия. На маневрах любого супостата победить — раз плюнуть. Впрочем, Екатерине молодцеватые казаки нравились, она махала им августейшей ручкой. Однако число казаков было меньшим, чем ожидалось.

— А где еще пять полков, о которых ты, князь, мне письменно свидетельствовал? — по окончании смотра императрица спросила. — На плацу я их не вижу. Где они? В лагере? Почему ты их не вывел?

— Их нельзя вывести, матушка, — сказал Потемкин.

— Почему?

— Они на бумаге.

— Ты хочешь сказать, что они лишь числятся. Ну и как они там маршируют… на бумаге?

— Отменно, матушка. Мчатся ровными рядами. Интервал, дистанция — все соблюдено. Аллюр три креста. Господа офицеры впереди. Знамена на ветру вьются. Враг дрожит и с позором бежит.

— Фантазер! — оборвала императрица. — Однако потрудись объяснить, зачем эти части, в бумажном состоянии находясь, отмобилизованными числятся, а средства на их содержание ты аккуратно из казны получаешь?

— Военная хитрость, матушка. Эти части на бумаге пострашнее натуральных будут, потому как дислокация реальных частей врагу виднее, все их слабости и недостатки как на ладони, ведь повсюду шпионы и агенты кишат, зато фиктивные части приводят супостата в недоумение: мы об их существовании сообщили, а где они, как они, чем вооружены, каков боевой дух их, враг не знает. Ну, как это сильные полки, с которыми шутки плохи? Шпион их ищет, по всей России шарит, доискаться не может, а они хитро у меня на бумаге запрятаны. И покуда враг их не найдет, нас остерегаться будет и войну не учинит. Такова стратегия. Эти полки наша гордость и надежда, матушка. Они сильнее прочих. Пока они у нас есть, можешь спать спокойно.

— А зачем же в таком случае ты на эти войска деньги из казны берешь? — проворчала императрица.

— Для секретности. Не получи я денег, сразу все агенты догадаются, что этих частей нету. Я, государыня, хочу тебя об увеличении этих ассигнований вдвое просить.

— По какой такой причине?

— Дабы враг знал, что секретные части мои растут и крепнут…

Императрица смеяться изволила, грозила ему пальцем, но была незлобива, и плохое настроение ее улетучивалось ввиду прекрасных весенних погод, она выражала похвалу благорастворенному воздуху и вообще теплому климату. Подолгу часами простаивали они с Потемкиным у самого борта, любуясь всем окрест. Порой от полноты чувств она проводила дланью по его волосам, зная, что ему это нравится. Как-то выразила сожаление, что на холодной Неве, а не на берегах Днепра выстроен был Петербург.

Потемкин сразу спохватился:

— А что, матушка, перенесем сюда столицу? Погрузим дворцы да храмы на петербургские телеги и вмиг перетащим. Чего тебе там мерзнуть и лихорадиться? Да и ко мне поближе.

Днепр был широк, глубок, величав. Закаты были спокойные, тихие и чуточку грустные. Солнце всходило на востоке, а садилось на западе и никогда наоборот, в природе был образцовый порядок. Глядя на уходящее в тартарары солнце, императрица вздыхала:

— Ах, если бы крепостное право на Руси отменить. Как далеко бы наша Отчизна шагнула!

— И отмени, матушка, — подсказывал Потемкин.

За эту подсказку единомышленник и прогрессивно настроенный человек получил еще 500 душ крепостных. Пока шла территория Малороссии, подвластная Румянцеву-Задунайскому, спокоен был Потемкин, ибо за те края личной ответственности не нес. Но вот в Кременчуге, куда причалили через несколько дней, пошло наместничество, вверенное самому князю Потемкину, тут надо было резко подчеркнуть разницу между двумя администраторами в пользу, разумеется, последнего.

Однажды на горизонте гигантское облако пыли появилось. Государыня испугалась: пыльная буря.

— Отнюдь! — успокоил ее Потемкин.

И точно. Когда пыльная туча приблизилась, то оказалась небывалого размера стадом коров.

— Крестьянское стадо, — пояснил Потемкин.

— Коровки! Коровки! — радостно вскричала императрица, распорядилась высадить себя на берег, избрала однорогую корову с белым пятном на черном боку, подошла к ней и по шее погладила. Однорогая буренушка на ее величество печальным и утомленным взором глядела, словно хотела на князя Потемкина пожаловаться за долгие дни своих скитаний по дорогам, ведь когда по ночам императрица почивать изволила, ее, однорогую, гнали от села к селу, от одной остановки к другой, вкупе с другими коровами, дабы создать видимость благополучия края. Государыня ласково гладила однорогую пухлой белой рукой, а корова от удовольствия вытянула шею стрункой и закрыла глаза.

— Ну что ты, глупенькая, что? — допытывалась государыня, оттаявши душой.

На другой день снова вдали возникла пыльная туча, стадом коров оказавшаяся. И обратно государыня пошла смотреть буренушек и вот тут-то с той же однорогой снова столкнулась.

— Мне эта корова кажется удивительно знакомой, — заявила она Потемкину. — У меня такое впечатление, что я ее уже видела.

И хотя в душе фаворита закипела злость против помощников, не убравших из стада такую примечательную во всех отношениях корову, все же Потемкин, не моргнув глазом, соврал:

— Вы ошиблись, ваше величество. Все коровы на свете удивительно похожи друг на дружку.

Но государыня не совсем убежденная осталась. Уже галера в путь тронулась, а она все выглядывала в окошко, рассматривая однорогую, дожевывающую поднесенный царицей кусок пирога.

Потемкин сделал гневный выговор своим помощникам, приказав гнать ту однорогую в три шеи, но то ли по бестолковости слуг, то ли из-за общей неразберихи, с приемом связанной, но та однорогая еще попадалась Екатерине II, и всякий раз государыня удивленно терла глаза.

— Опять она?

— Отнюдь, — опровергал Потемкин.

— Как же! С одним рогом, черная, на боку пятно белое. А главное — взгляд. Такой взгляд не забывается.

— Однорогая и черная — это точно. Но та особь была тучной, а эта же худая, фараоновой корове подобная.

Однорогая в самом деле значительно похудела от бесконечной погони за царицей. Потемкин продолжал:

— Что же касается ее взгляда, то всяческая тварь, до букашки вплоть, завидев ваше величество, восторженно глядит и готова приветствовать свою государыню.

Изъяснялся Потемкин ангельским тоном, а внутри у него все кипело и пузырилось. Мысленно уже он резал эту треклятую корову и пожирал ее филейную часть. «Ничего, я еще из тебя такой бифштекс велю приготовить и подать на стол государыне. Будет только есть да нахваливать».