Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Хотелось немедленно закрыть глаза и уши и нырнуть в море на большую глубину. А там зарыться в ил и сидеть. На сколько хватит сил и дыхания.

В те времена дети мало отличались от нынешних. И наблюдать этот закон в действии Илье Николаевичу по долгу службы приходилось ежедневно.

И дома ему не было покоя. Там его ждало шестеро своих сорванцов разного возраста, калибра и пола. Которые, конечно же, вполне соответствовали физическому закону.

Понятно что любимым занятием Ильи Николаевича было послеобеденное чтение на диване газеты «ВедомостЪ». После одного-двух абзацев он погружался в освоение материала. И с дивана доносилось его мощное всхрапе.

Но не тут-то было! Шестеро укрупненных молекул — это не шутка. Среди них обязательно обнаруживался самый любопытный, настойчивый и нетерпеливый. К тому же обуреваемый жаждой задавать вопросы.

— Папа, а правда, что ученье — свет, а неученье — тьма?

— Верно, сынок.

— А почему же тогда я вчера получил пятерку по русскому, а когда ночью встал пописать, в темноте ударился о дверной косяк? Где же свет?

— А что у тебя сейчас на лбу?

— Фонарь.

— Вот видишь!

Пристыженный ребенок не унимался.

— Папа, а правда, что знанье — сила?

— Конечно, сынок.

— А почему тогда троечник Сашка Керенский накостылял мне, твердому хорошисту, почти отличнику?

— А как вы соревновались?

— На кулаках.

— Это ошибка. Ты же умный мальчик. Нужно было думать головой.

— Зачем?

— Твоя сила сосредоточена там. Ты мог бы победить его в шахматах или шашках. Или даже в преферансе. Если бы умел играть.

— Так что же делать?

— Думай! Обязательно думай!

Вот так примерно и происходил воспитательный процесс. И, надо заметить, не безуспешно.

Чтобы отомстить обидчику Владимир Ильич, разумеется, не побежал в лавку за колодой карт. И не стал записываться на гимназический шахматно-шашечный турнир. Он придумал другой способ. Для чего пригласил своего старшего брата Сашу.

Вдвоем они стали караулить Керенского около гимназии в зарослях сирени. Тот углядел их в окно, все понял и забрался в кабинет кройки и шитья. Там он переоделся в девчоночье платье, повязал на голову косынку и в таком виде благополучно улизнул домой.

На другой день Сашка Керенский первым подошел к Владимиру Ильичу и предложил дружить.

— Я мог бы дать тебе несколько цветных карандашей для рисования, — сказал он.

— Не надо, — гордо отказался Владимир Ильич. — Свои недорисованные цветные карандаши дает мне старший брат Саша.

— А хочешь яблоко? Очень вкусное яблоко.

— Наверно, импортное.

— Да, наши долго не лежат.

— Это обманка! Импортные яблоки, хоть и вкусные, не содержат витаминов. Так утверждает мой старший брат Саша.

— А еще я могу предложить тебе списывать у меня контрольные. Вместо напряжения ума ты мог бы помечтать о чем-нибудь приятном.

— Нет! Нет! Пришел в гимназию — надо учиться. Так советует поступать мой старший брат Саша.

— Он не всегда прав.

— А это ты можешь высказать ему лично. Вот он…

Владимир Ильич показал рукой в окно. Там возле забора действительно стоял, поигрывая мышцой, его старший брат Саша.

— Пожалуй, я попробую ему объяснить, — проговорил Керенский, двигаясь бочком к двери.

— Я могу позвать его прямо сюда, — коварно предложил будущий вождь.

— Нет, нет. Не надо. Я подготовлю ему объяснение в письменном виде.

Керенский прямым ходом направился в кабинет кройки и шитья. Ему не повезло — после кражи его заперли на замок. Тогда он спрятался в кабинете биологии в шкафу со скелетом неизвестного человека.

Он просидел там до вечера. И после этого люто возненавидел Владимира Ильича. Но в драку благоразумно не вступал. И старался обходить будущего главу пролетариев стороной.

Дотошный математик сравнит даты рождения и скажет:

— Этого не могло быть. Керенский на одиннадцать лет моложе Владимира Ильича.

А вот и могло. Еще как могло! Это ж история. А что такое для истории одиннадцать лет? Не срок! Поэтому могло!

Если уж не с самим Сашкой Керенским, то с его старшим братом. Или соседом по дому. А те поведали Сашке. Так что — могло.

Володина мама, Мария Александровна Ульянова, была домохозяйкой. Она как бы и не работала. Как бы — потому что ни на какой службе она не состояла и ни на какой официальной должности не значилась. Она занималась только домом и детьми. Была обычной домохозяйкой, хранительницей домашнего очага.

И очаг этот был заметен. Муж, шестеро детей. Согласитесь, это кое-что.

Она имела профессию — у нее был диплом учительницы младших классов. И это, безусловно, помогло ей растить и воспитывать детей.

У семейства Ульяновых было небольшое имение в сельской местности под названием Кокушкино. Забота о нем тоже лежала на плечах Марии Александровны.

Конечно, она была не дачница, не аграрий, лично ничего не сажала и не окучивала. Лишь сдавала в аренду землю крестьянам. Те сами пахали, сеяли, собирали урожай, частью которого и делились с хозяевами.

Как они платили — деньгами или натурой — никто не помнит. Да это и не важно. Главное, что благодаря маминым стараниям в доме имелся достаток. Руководила она так умело, что до самой своей смерти в девятьсот пятнадцатом году подбрасывала деньжат своим революционным детям.

Летом днями напролет сидела она в кресле-качалке в тени раскидистого вяза с томиком Тургенева в руках. Она вроде бы и читала, и отдыхала, но от ее внимательного взгляда не ускользало ничего.

— Сашка, почему у тебя гуси влезли в клумбу и едят анютины глазки?

Сашка испуганно смотрел на старшую хозяйскую дочь Аннушку и хворостиной гнал гусей прочь.

— Будешь плохо глядеть гусей, ни видать тебе от меня полотняных брюк осенью.

Она вроде бы снова утыкалась в книгу. И снова слышался ее голос.

— Митька, а ты почему не на сенокосе? Проспал? А что ж корова-то зимой есть будет? Не исправишься — не жди от меня подарка к твоей свадьбе с Глафирой.

Митька срывался с места и бежал в сарай за косой.

А Мария Александровна переворачивала страницу. И ее бдение продолжалось. Кто-то опять попадал в поле ее зрения. И она опять кого-то хвалила, или распекала, или обещала что-то подарить. И так изо дня в день, все лето.

Маленький Вовочка частенько слышал все это и морщил в недоумении свой детский лобик. И однажды не выдержал и спросил:

— Мама, ты обещаешь крестьянам разные подарки. А не разорит ли это нас?

— Нет, Вовочка, обещать — не значит давать.

— Получается, ты их обманываешь?

— Вовсе нет. Обещания делают людей счастливыми и поднимают им желание трудиться. Погляди на нашего приходского батюшку попа Гапона. Он ведь никому ничего не дает, а только обещает. И то — не свое, а чужое. А люди несут ему и продукты и деньги.