Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Будущий вождь мирового пролетариата возмутился. Он даже захотел предъявить доказательства заблуждения крестьянина. Но как-то удивительно быстро сообразил, что вряд ли это поможет. Да и план рушился.

— Медведь! — остановил он разгоряченного Ивана, упираясь ему коленками в грудь. — Подожди! Я сама.

— А что? — похрипел Иван, ослабляя хватку.

— Давай, Ванюша, поиграем в прятки.

— Чо?

— В непростые прятки, голенькими.

— Как это? — Ваня приподнялся с будущего социал-демократа.

— Кто победит, тому проигравший исполнит любое желание.

— Согласен, — сообщил Иван, полностью освобождая Владимира Ильича.

— Ну, вот, — сказал Владимир Ильич, вставая и отряхиваясь. — Ты водишь первым.

— Чо это?

— Раздевайся, закрывай глаза и считай до ста.

— А потом чо?

— Потом ищи! Видишь, я готовлюсь! — Владимир Ильич кокетливо приподнял край сарафана, предварительно отступив в сторону.

— Прячусь!

Он забежал за стог сена и помахал оттуда сброшенным сарафаном.

— Шерше ля фам!

— Чо?

— Считай, Ваня, считай!

— Раз! Два! Три! — быстро повел счет Иван.

Владимир Ильич вовсе не был уверен, что тот умеет считать до больших величин. И не стал мешкать. Сарафан он закинул на верх копны, а сам опрометью бросился домой.

Там он мгновенно переоделся в свое и с большим биноклем зашел в гостиную.

— Мама, — сказал он, предлагая бинокль, — какая смешная картина — голый человек на гумне.

Мария Александровна взяла бинокль и смотрела в него долго и внимательно.

— Ильюша, — позвала она мужа, — а не совершить ли нам вечернюю прогулку?

— Машенька, я уже ложусь спать, — стал было отнекиваться муж.

— Ильюша, моцион перед сном очень полезен, — твердым голосом отрекомендовала Мария Александровна.

— Хорошо, хорошо! Иду!

— Можно я с вами? — попросил Владимир Ильич, побоявшись, что в темноте родители не найдут нужное.

— Пожалуй… — заколебалась Мария Александровна.

— Ну, ма! — заныл сын. — Это ведь я заметил.

— Ладно!

Подсвечивая себе керосиновой лампой, они втроем отправились на гумно. Ванятку они уже там не застали. Обошли вокруг два раза.

— Зря ты, Мария, паниковала, — сказал Илья Николаевич.

— А это что? — притворно удивился будущий вождь пролетариата, показывая на девичий сарафан в стоге сена.

— Анна! — охнула Мария Александровна.

— Маняша, — обнял ее за плечо муж, — она дома!

— Пошли домой! — скомандовала Мария Александровна.

За всю обратную дорогу она не проронила ни слова.

— Где ты была, Анюта? — притворно ласково спросила она у дочери.

— В саду. Я слушала соловья.

— Мы его даже видели, — начал было Илья Николаевич и осекся под внимательным взглядом жены. — Гм…

— И как он тебе? — сладким голосом продолжала Мария Александровна.

— Ах, мама, он выводил такие заливистые трели.

— А где твой розовый сарафан, дочурка?

— Не знаю, — растерялась Анна, порывшись в вещах. — Наверно я отдала его стирать нашей горничной.

— Ладно. Иди спать, — пристально всматриваясь в дочь, сказала Мария Александровна.

В комнате родителей долго не гас свет. Утром Илья Николаевич объявил, что вместе с Анной возвращается в Симбирск.

— Зачем? — удивилась дочь.

— Будешь готовиться к поступлению в институт.

— Но экзамены сдавать только на следующий год.

— Чем раньше начнешь готовиться, тем больше будешь знать. И вернее поступишь.

Анна хотела возразить, но он перебил ее:

— Я двадцать лет работаю в системе народного образования и знаю, как лучше.

В тот же день Мария Александровна о чем-то долго беседовала с сельским старостой. С тех пор Ванятку больше никто не видел. Говорили, что его забрали в армию, во внеплановый призыв. И дальнейшая судьба его неизвестна.

Вот тогда-то, с тех пор Владимир Ильич и перестал доверять крестьянам. И во всех революционных делах отдавал приоритет пролетариату.

Владимир Ильич слыл в революционной среде атеистом. Но мало кто знает, что веру в Бога он утратил еще в детстве.

Родители Владимира Ильича были людьми набожными. Они постоянно говорили детям о Боге, бессмертии души и о необходимости вести себя при жизни так, чтобы душа потом попала в райские кущи, а не жарилась бы вечно в аду на сковородке.

Дети слушали и внимали.

Однажды Мария Александровна заметила, что маленький Вова забрался за шкаф и чем-то увлеченно там занимается. И при этом азартно пыхтит и сопит.

Когда мама заглянула, то увидела, что сынок, кряхтя и тужась, отрывает голову подаренной ему в день рождения лошадки.

— Что ты делаешь, Вова? — спросила его мама.

— Хочу узнать, где у лошадки душа.

— Вова, она же не настоящая. Это игрушка.

— А с настоящей мне не справиться, — огорчился будущий вождь рабочих, но ненадолго.

— Мама, мама! — вбежала как-то в комнату младшая дочь Ольга. — Вовка на улице лягушку режет!

Мама выскочила за дверь и увидела, что Володя действительно на деревянной доске большим кухонным ножом разделывает земноводное.

— Ты что делаешь? — воскликнула Мария Александровна.

— Я проверял, — объяснил мальчуган, втыкая нож в землю. — Нет никакой души! А значит, нет и Бога!

Он сорвал с шеи серебряный крестик и швырнул в траву.

— Не хочешь носить крестик — не носи, — сухо заметила мама. — Но выбрасывать его совершенно необязательно. Он все-таки денег стоит.

И Мария Александровна подняла крестик с земли.

Настоящий политик, в отличие от рядового обывателя, может любое обстоятельство истолковать в свою пользу.

Маленький Вова еще не помышлял ни о какой политике, не знал даже этого слова. Но действовал вполне политически.

Как-то все семейство Ульяновых гостило у маминой сестры — тети Ани. И кто-то из детишек нечаянно разбил графин.

Сколько ни пытались взрослые выяснить, кто это сделал, так никто и не признался.

И вот спустя несколько дней, уже у себя дома, вечером, перед сном Володя неожиданно спросил:

— Мама, а говорить правду — это хороший поступок?

— Да, сынок.

— А за хороший поступок человека награждают?

— Непременно.

— Мама, а я могу рассчитывать на баночку леденцов «Ландрин»?

— За что, Вова?

— За правду. Графин у тети Ани разбил я. Нечаянно.

— Хорошо, сынок, спи. Теперь у тебя будет легко на душе.

— А как же награда?

— Я подумаю. Спите дети…

Мама погасила свечи и вышла из комнаты. А на Владимира Ильича накинулась его младшая сестра Ольга.

— Какой же ты, Вовка, пройдоха!

— Ты о чем? — удивился тот.

— Это надо ж: и графин кокнул, и еще подарок за это требует!

Принято считать, что первым революционером в семействе Ульяновых был старший сын Саша. Он якобы участвовал в заговоре против царя. Якобы его поймали и разоблачили. А затем — казнили.