Валерий Тихомиров - Невеликий комбинатор

— Здесь и закопают! — тихо взвыл он.

В ответ тут же раздался шорох. Лысинский покосился на звук, заранее обмирая от страха. Сначала он увидел заляпанный краской и заставленный разнокалиберными банками столик из уругвайской пихты. Потом хриплый голос сказал:

— Парле ву Франсе?

Роман Романович подпрыгнул на месте и развернулся. Дверь ванной комнаты медленно открылась, и в гостиную шагнул… скелет! За ним по зеленому итальянскому кафелю тянулась цепочка белых следов. Рядом с ужасным порождением потустороннего мира обнаружилась бандерша. В руках она держала что-то вроде большого пистолета странной формы. Узрев перед собой набор ослепительно белых костей и готовую к убийству киллершу, Лысинский закатил глаза и звонко рухнул на пол.

Степан с талантливо изображенной по всему телу костной системой озадаченно вытер не до конца подсохшую краску с пяток и многозначительно пробормотал:

— Ну… оревуар!

Следом за ним в гостиную ступила Тереза Марковна с феном в руке. Ей оставалось лишь немного досушить краску на ногах соратника. И если бы не досадная помеха в лице хозяина дома, несколько некстати падающего в обмороки где попало, костная система человека могла бы считаться готовой к демонстрации. И все же вид распластанного тела нашел отклик в женской душе. Тереза Марковна поежилась, с биологическим интересом наблюдая за синеющими губами олигарха, и сжалилась:

— Степан, наведите порядок. Нужно продолжать работу!

Пошатывающийся скелет послушно двинулся к хозяину дома. Возвращение туловища Романа Романовича на диван прошло труднее, чем первый раз. Далее оставалось только следовать отработанной методике. Степан мельком вздохнул над пустой бутылкой «Мартеля» и направился к бару. Пяточные кости, особо удачно нарисованные поверх трудовых мозолей от кирзовых сапог, застучали по паркету из марокканской осины.

На этот раз в руках Степана оказалась темно-зеленая бутыль виски с изображением черной лошади. Он с уважением причмокнул и провел дегустацию. Безо льда и содовой. Зато из массивного стакана. Маслянистая желтоватая влага просочилась внутрь скелета. Куда-то в бездонный промежуток между грудиной и позвоночником. Сантехник внимательно прислушался к проникновению сугубо английского духа в собственный отечественный желудок и кратко оценил результаты дегустации:

— Йес!

После чего он отточенным движением ввел горлышко «Черной лошади» между синеватых губ пациента. Раздалось сладострастное бульканье, и жизнь вернулась в тело Лысинского. Глаз он открывать не стал, а вот рот — стал. Изрыгая запах чужеземной сивухи, Роман Романович незамедлительно озвучил свое отношение к незваным гостям:

— А пошли вы все!..

Виски сделало свое дело, и сознание моментально удалилось. Лысинский захлопнул рот и тревожно захрапел, самоустранившись от кошмарной действительности.

— Сорри! — корректно извинился Степан.

Тереза Марковна положила фен и обозрела творение своих рук. Обнаженный мужчина с раскрашенным телом вызывал в ней странное томление. Какие-то непроизвольные желания бродили во всем организме, отвлекая от работы. Твердая рука педагога судорожно сжала кисточку и невольно задрожала. В таком состоянии работать было невозможно. Долгие годы женского одиночества, посвященного чему угодно, вплоть до уфологии, сказались в не совсем подходящий момент. Из Терезы Марковны полезли истеричные слезы. Она присела в кресло и неожиданно всхлипнула, сама не понимая о чем.

Суровый английский этикет потребовал от Степана энергичных действий. Рыдающую леди необходимо было срочно утешить. Он почувствовал это всеми фибрами души, жадно впитавшими традиционный напиток туманного Альбиона. Сантехник решительно схватился за «Черную лошадь» и налил в два стакана.

— Май нэйм из Степан! — успокаивающе пробормотал он и вручил один из них руководительнице экспедиции.

Она благодарно ухватилась за протянутую руку помощи. Даже не подумав рассматривать сквозь пелену набежавших слез, какое средство ей предлагают. Двести граммов виски ухнуло в неподготовленную учительницу биологии подобно атомной бомбе. Тереза Марковна сдавленно замычала, как отравленный Моцарт. Ее лицо мгновенно покраснело. Зато слезы исчезли окончательно и бесповоротно. Заодно с зарождавшейся истерикой.

— О’кей! — удовлетворенно прокомментировал Степан.

— Что это было?! — возмущенно прошептала Тереза Марковна, со всхлипом всасывая воздух.

— Виски, мэм!

— Что-о?! — жалобно вскрикнула женщина, никогда до этого не принимавшая на довольно выпуклую грудь больше десяти капель спиртного одновременно.

Следом за этим вскриком качественный английский алкоголь проник в кровь. Для непорочного трезвенника такие ощущения можно было сравнить с прозрением слепого. Тереза Марковна внезапно улыбнулась навстречу миру, заигравшему новыми причудливыми красками. Она еще раз оглядела полуголого соратника, перемазанного белой краской, и игриво прошептала:

— А у вас крупная кость, Степа!

Степан с чувством выполненного долга выцедил свою порцию. Крепкий британский дух легко перешиб изысканный французский букет «Мартеля». В пытливом мозгу философствующего сантехника тоже произошло столкновение двух культур. После психического Ватерлоо выжил сильнейший. Согласно исторической традиции. Степан чопорно склонился над Терезой Марковной и доверительно запел:

— Естудэ-эй…

— Оф кос! — отозвалась она и подалась к нему всей исстрадавшейся одинокой душой, чувствуя, как непостижимое блаженство окутывает ее теплым бархатистым одеялом.

Следом за душой к романтичному сантехнику потянулось давно созревшее тело. Соприкосновение, вполне способное стать судьбоносным, вот-вот должно было состояться… В последний момент перед затуманенным взором Терезы Марковны возникли кости черепа, украшающие лицо Степана. «Контакт!» — вдруг вспомнила она. Цель и смысл ее существования приближались со сверхсветовой скоростью. Пришельцы несли мудрость и понимание Вселенной, а она чуть было не сорвала подготовку, поддавшись чувствам! Надо сказать, довольно приятным. И весьма притягательным…

Тереза Марковна отшатнулась обратно в кресло, словно по живому отрезая от себя человеческие слабости. Ее дрожащие губы с трудом разжались. Гостиную огласил горестный вздох:

— Перемена закончена…

Дух лейтенанта Попова пребывал в смятении. Родион Семенович возненавидел деньги! Причем не их безмятежную экономическую сущность, а сам факт. То есть бумагу. Ее форму, цвет, размер, а главное — вес. То, что деньги не пахнут, он знал. Вернее, слышал. И верил. Хотя нюхал много раз и всегда удивлялся разнообразию ароматов. Зарплата позволяла нюхать в основном мелкие купюры, а потому Попов пребывал в уверенности, что обонятельный спектр билетов Госбанка России находится где-то в диапазоне: общественный туалет — бескостная свинина импортного производства. И вот теперь он познал доступное не всем. Деньги имели вес! Два миллиона триста сорок пять тысяч восемьсот долларов, тщательно пересчитанные мамой трижды, потянули в итоге килограммов на пятнадцать. Мешок больно давил угловатыми пачками на почки и провоцировал радикулитные прострелы в пояснице.