Дмитрий Бавильский - Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

– Знаю-знаю, ну и как он тебе?

– Орел.

– Ни в какое сравнение, правда?

– В смысле?

– Ну, с тобой.

– Спасибо, конечно, но откуда мне знать? Это со стороны виднее.

– Вот я со стороны и говорю.

– Влюблённой женщине нельзя верить. Она пристрастна.

– И то правда, – Дана почти всегда и во всём соглашается с Олегом. Никогда с ним не спорит. Почти никогда. Даже странно.

Но она требует подробностей. Олег вяло отбрыкивается: не помню, да и давно это произошло… Да и мало ли у твоего Безбородова знакомств такого рода, положение обязывает знать всех.

– Твоя правда, – снова соглашается Дана.

И Олег видит, как работает компьютер в её голове, как шестерёнки цепляются за соседние шестерёнки, обмениваясь импульсами. Он уже немного знает свою женщину. Немного. Скоро она станет для него совсем уже открытой книгой. Если уже не стала: влюблённая женщина проста, как стрела. Она движется точно в цель и не отклоняется от заданного маршрута.

Обычно такой целью является брак с избранным объектом. Интересно, а что нужно Дане? Олег снова выныривает из мыслительного бульона, ставит разбег мыслей на тормоз: стоп, ей ничего не нужно. У неё всё есть. Так или иначе, это она мне нужна. Нужнее.

Гагарин прихлёбывает виски и подмигивает своему отражению в зеркальном столике: мол, это наша с тобой, старик, тайна. И об этом никто не должен знать. Никто.

– У меня даже где-то записан его прямой телефон.

– Да, странно, – откликается Дана, – он не любит раздавать свои телефоны при первом знакомстве.

– А кто тебе сказал, что мы виделись всего один раз?

– Очень интересно.

– Мы встречались с ним неоднократно, я же говорю – нас связывали кое-какие дела.

– С этого места поподробнее.

– Да ничего особенного, Дана, подожди, блокнот достану.

И, потянувшись, Олег встаёт, чтобы пойти в прихожую. В зеркальном пенале он оставил роскошный кожаный портфель, подаренный Даной в Париже. Олег заехал к любовнице после дежурства, в портфеле грязные носки и трусы, пара историй болезни, разные нужные мелочи.

– Действительно странно, – бросает вслед Дана, расположившаяся на диване, – я очень хорошо знаю своего Безбородова. Он со всеми, даже со мной, предпочитает общаться через секретаря. А тут такая щедрость… Видимо, дела и в самом деле жизненной важности…

Не останавливаясь, Олег кивает. Дана продолжает думать вслух.

– Можешь мне ничего не говорить… Хотя, честно говоря, я сгораю от любопытства.

В дверях Олег одаривает её улыбкой.

Вот он, блокнотик, извлечён на поверхность. Предусмотрительный Гагарин оставил портфель в прихожей, защёлкнув замок: мало ли что, вдруг подруге захочется поковыряться. Меньше знаешь – крепче спишь. Никому не нужно, чтобы она обнаружила больничные документы, так ведь?

Олег вздыхает. Когда Мамонтова подарила ему блокнот, он думал вернуться к творчеству, начать писать или хотя бы, для разгона, начать вести дневник. Но странички по-прежнему манят и пугают белизной, всего несколько торопливых абзацев, написанных в другой жизни. Совсем в другой.

Пара рисунков, случайных записей (китайский иероглиф, например). Нужно бы остановиться, одуматься, привести жизнь и мысли о жизни в порядок, доверить сокровенное этим чистым страницам. Больше некому.

– Вот видишь, не вру, – протягивает Олег блокнот Дане. Та откладывает в сторону сигарету, впивается взглядом в цифры, записанные наискосок. – Только, чур, всё остальное не читай, – смущается Гагарин, – не нужно…

– Да? А что там? – интерес Даны мгновенно переключается на содержимое блокнотика. – Что это? Обожаю секреты.

– Ну я же сказал: не читай.

– Что это? Стихи? Ты пишешь стихи? – краем глаза Дана выцепляет короткие строчки, со стороны заметки Олега и в самом деле можно принять за поэтические. – Так ты у меня ещё и романтик? Я всегда в тебе, Гагарин, подозревала нечто подобное…

– Ну какие стихи, – Олег смущается еще больше, – так просто… игра воображения.

– Ну-ну, игровой аппарат… – она вертит перед его носом сигаретой и возвращается к цифрам телефонного номера.

– Слушай, а я не знала у него такого номера… – удивляется она. Задумывается. – А ты им пользовался?

– Нет.

– Ну хоть раз?

– Ни разу.

– А давай сейчас и позвоним. Вдруг у него любовница.

– Какие глупости, Дана, ну зачем бы он стал давать мне телефонный номер своей любовницы.

– Тоже верно.

Дана похлопала Гагарина по нервному плечу.

– А ты ничего.

– В смысле?

– Ну, шаришь… Твой компьютер быстро работает.

– Шутишь? – говорит Олег, который знает, что его компьютер работает ещё быстрее. Ему приятна похвала, он засовывает руку под юбку Дане. А там уже влажно. От одного только прикосновения-намерения влажно. Берите, мол, я вся ваша.

И он берёт её. Одной левой. Слева. Сбоку. Дана закатывает глаза, стонет. Начинает кончать. Кончает. Но Олег не останавливается. Они меняют позу. Потом ещё и ещё. Исследуя границы. Чувство зашкаливает, зашивает глаза, проступает вокруг тел чёрными точками. Ему кажется, что с каждым движением он уходит глубже и глубже. Уже не в Дану. В насыщенную, непроницаемую, вязкую мглу, из-за которой невозможно видеть. Только слышать. Только осязать.

Красная мгла продолжает сгущаться. Пока Дана продолжает кончать. Прогибаясь под ним. Под ним. Каждое касание превращается в россыпи искр, расходящихся по телу. По телу. Пока Дана продолжает кончать. Её оргазмы похожи на оригами, складываются один за другим в затейливые фигурки из рисовой бумаги.

Её многочисленные оргазмы похожи на древний акведук, на арочный мост, стремительный и изящный, пот капает у Олега со лба, и на пояснице проступает роса, которую Дана смахивает лёгким касанием (птица крылом), Олег не хочет и не может остановиться, пока Дана продолжает кончать, сотрясаемая как вулкан, из неё на поверхность вырывается невидимая магма, стекающая по Олегу, обволакивающая жаром, от которого хочется двигаться ещё быстрее. Олег снова переворачивает Дану и ускоряется. Ещё и ещё. Ещё.

Заканчивают они одновременно, потом медленно остывают, страсть испаряется, взгляд вновь приобретает осмысленное выражение. Возвращаются память и зрение. Олег валится на подушку.

Дана, впрочем, неутомима. Неумолима, как осень. Ей всё нипочём. Потянулась, соскочила с кровати, вернулась с гагаринским блокнотиком.

– Надо тебе новый дневничок подарить.

– Не надо, – Гагарин нервно пытается вырвать.

– Он дорог тебе? – в глазах непонимание.

– Да, как память, – с подтекстом: «отвяжись».

Поняла. Пожала плечами. Наморщила лоб. Мол, запомним, запомним. Шестерёнки снова закрутились в голове, снова на взгляд навалилась тяжёлая умственная работа.