Маргарита Антонова - Маринкины истории

Теперь брат держал кошку, а я пристроилась к тому же соску, что и брат. Аккуратно губами почмокала сосок. Ничего. Еще раз. Опять ничего.

Если бы Танька могла говорить, она бы крыла нас таким трехэтажным матом, но вместо этого она нервно утробно мяукала.

– Маринка! – опять донеслось с кухни. – Что Танька орет?

Мы отпустили кошку, она опрометью бросилась под кровать.

– Ничего! – крикнула я в ответ.

Мы посмотрели с Сережкой друг на друга. На щеках и губах у нас залипли шерстинки. Мы вытирали лица друг друга и тихо хихикали. Потом был вкусный сытный ужин.

А потом Танька долго нас стороной обходила.

Я всегда ждала лето! Как в песне: «лето – это маленькая жизнь». Точнее и не скажешь. Помимо всяких разных проделок, купания и прочего, я его ждала, чтобы поехать на целый месяц в гости, в Оля́, к своей любимой бабулечке и отцу.

Но как бы я их не любила, первые три дня для меня были адаптивными: днем все хорошо, а ночью в тишине раздавалось мое тихое поскуливание «хочу к маме». Но там у меня была подружка Ленка и ровно через три дня я уже не рвалась домой, а вместе мы распрекрасно шарахались по селу в поисках приключений. Конечно, они были не такие бедокурные, как дома, но все же.

Когда приезжала я, за следом приезжала моя тетушка (старшая дочь бабули) со своими тремя внуками. Я им доводилась тёткой. Хотя племянник был на год меня старше, одна племянница – одногодка, а вторая на четыре года младше. Уживалась я с ними не очень.

– У, городские, понаприехали, – косилась исподлобья я на них.

Чем они мне насолили? Да ничем. Просто они жили по расписанию и всегда под присмотром, и в воспитательных целях тётушка пыталась и меня под это подвести.

Представляете, босоногую вечно чумазую, загорелую (дочь степей все-таки) деревенскую девчушку заставить спать в обед (с этим вопросом с самого садика была беда – боролись, боролись, а потом смиренно ждали, когда я вырасту и покину сие премилое заведение), мыть руки, ноги, особенно пятки, расчесываться. Да какая это жизнь!? Казарма и только. А они были такие белокожие (даже летом), всегда чистые и причесанные, такие воспитанные, даже носами не шмыгали и не размазывали сопли по всей физиономии локтем.

И я, домовенок Кузя. Я и тётушка прямо два персонажа из этого мультфильма, я – Кузя, а она – Девочка, которая пыталась привести его в порядок. Бабуля и отец в эти воспитательные потуги никогда не встревали – ученые уже были. Мы с ней противостояли честно – один на один.

В очередной раз, уложив своих внуков в обед спать, она решила приняться за меня.

– Марина, давай мой ноги-руки и тоже ложись спать, – пошла она в наступление.

Ой, зряяяя…

В детстве у меня была привычка выражать свое недовольство всем своим видом. Я опускала голову вниз, как бык на родео, сдвигала брови в одну линию и смотрела исподлобья так, что болели глаза и готовы были закатиться совсем под лоб и больше не выкатиться, сжимала губы, раздувала ноздри. Ни дать, ни взять – Домовой на тропе войны. Перьев и боевой раскраски не хватало только. Не знаю, как я выглядела со стороны, но себя я считала в такой момент убедительной.

Я ничего не отвечала на любезное предложение отдохнуть.

– Марина, ну, смотри, ребятишки уже спят. Иди, ложись, – продолжала увещевать она маленького злобного домовенка.

Я понимала, что она просто так не отстанет, а меня уже ждала Ленка – нам нужно было срочно исследовать заросли можжевельника за дамбой, а потом на речке искупаться, пошляться по селу, в общем дел по горло, и я пошла в атаку.

– Вот, своих, иди и укладывай, а я не буду! Ишь, понаприехали тут и командуют, не буду! – топнула я ногой и еще больше насупилась. Глаза уже ломило нещадно, я даже испугалась, что точно окосею, но не уступала. И прошу заметить, что тётушка старше меня на пятьдесят лет (!). Это так, к слову сказать.

Перепалка продолжалась недолго. В результате поединка тётя Фая ни с чем ушла в дом.

А я так и стояла – вдруг она вернется, а я тут глаза разминаю и кривлю мордаху от боли. Постояла еще минут несколько. Все больше не могу «держать фасон»! Расслабилась и давай глаза тереть, один глаз все-таки залез под лоб, еле выкатила.

Вышла бабуля.

– Мариночка, ну зачем ты так с тёткой, – гладила она меня по голове и плечам, – она же вон на сколько тебя старше, в бабушки тебе тоже годится! Иди, извинись…

– Не пойду! А че она меня спать укладывала? – опять насупилась я.

Бабуля прижала меня к себе.

– Ну, хорошо, не хочешь спать – не спи, просто полежи полчасика, – она тихонько тянула меня к порогу.

Вот бабуле я не могла отказать, хоть Ленка меня ждет, хоть целый мир.

– Ладно, полежу полчасика, – пошла я на компромисс.

Мы зашли в дом, я залезла к бабуле на кровать и плюхнулась к стенке. Она легла рядом, с краю. Лежим. Я изучаю потолок.

– Марин, ты хоть глаза закрой, – пошла на хитрость бабуля.

Но я ее тут же раскусила. Ага, сейчас, усыпите, как же! Но глаза закрыла. Прошло пять минут.

– Все? – распахнула я глаза.

– Нет, еще немножко, – ответила бабушка, всем своим видом показывая, что она дремлет, как и остальные.

Они думали, что своим сонным царством и меня укачают! Ох, уж эти взрослые! Вроде бы взрослые, а такие наивные!

В течение этих полчасика я бабулю так достала, что та с радостью выпроводила меня на улицу. Полежала я немного и то хорошо, а ей самой хотелось поспать, на нее сонное царство точно подействовало.

После этого тётушка больше не пыталась меня укладывать спать в обед. А вечером я прибегала домой до такой степени уставшая, что уже с закрытыми глазами обмывала на пороге ноги, добегала до своей раскладушки и плюхалась лицом вниз замертво. До утра.

Вот приблизительно в таком противоборстве и проходили наши дни совместного сосуществования.

***

Как я уже ранее говорила, во всех дворах были летние кухни. И у бабули была. Прямоугольной формы землянка – мазанка, разделенная стеной на две части: первая половина, выходящая окнами на улицу – это кухня, а вторая, задняя часть – баня. В кухне было все, что нужно, чтоб не ходить в дом – не таскать туда песок и не нагонять жары.

В кухне в простенке между двух окон стоял стол, слева от него холодильник, стол со старенькой электрической плитой «Мечта», справа сетчатая кровать, дровяная белоснежная печка, буфет и вешалка.

Мы с бабулей очень любили чаевничать.

Черный чай пили из чашек с блюдцами. Наливаешь из чашки горячий чай на блюдце и с долгим громким звуком засасываешь его, кладешь в рот кусочек рафинада (она заранее наколет крупные куски щипчиками на маленькие, чтоб в рот залазили) и опять засасываешь чай.

Бабуля варила необыкновенно вкусный калмыцкий чай – его пили строго из пиал. Для нас это был целый ритуал, как у китайцев, а городские этого не понимали. Для них чай как чай, пили все из чашек, об пиалы пальцы обжигали. Что они в этом понимали?