Пэлем Вудхауз - Сэм стремительный

Сэму почудилось, что его способность дышать как-то странно отключилась. Непонятная сухость вторглась в его горло. Он услышал, как колотится его сердце.

— Что-что? — просипел он.

— Я сказала, почему… вам… так… не сделать, Сэмивель? — прошептала Кей, дергая его за волосы при каждом слове.

Сэм очутился по другую сторону изгороди. Как он там оказался, ему осталось неизвестным. Предположительно, он перелез через нее. Царапины на лодыжках позднее подтвердили эту теорию, но в тот момент царапины на лодыжках для него не существовали. Он стоял, разгребая ногой рыхлую землю клумбы, на которую спрыгнул, и глядел на неясное белое пятно, обозначавшее Кей.

— Но послушайте, — хрипло сказал Сэм. — Но послушайте…

На дереве зашуршала проснувшаяся птица.

— Но послушайте…

И тут почему-то — в этот вечер события были окутаны таинственностью и свершались как будто по собственному почину, — тут почему-то Кей оказалась в его объятиях. И еще ему почудилось (в голове у него был полный туман), будто он целует Кей.

— Но послушайте… — хрипло сказал он. Теперь они странным образом шли рядом по песчаной дорожке, и он — если только чувства его не обманывали — крепко держал ее под руку. Во всяком случае, держал кто-то, на кого он смотрел откуда-то издалека. Этот субъект, вроде бы помешавшийся, вцепился в ее локоть мертвой хваткой, словно опасаясь, что она может убежать. — Но послушайте, это же невозможно!

— Что невозможно?

— Да все это. Такая девушка, как вы, — изумительная, замечательная, чудесная девушка, как вы, не может полюбить (слово это, казалось, заключило в себе всю магию всех магов, и он ошеломленно повторил его)… полюбить… полюбить… не может полюбить такого типа, как я. — Он помолчал, угнетенный таким чудом. — Это… это нелогично.

— Почему?

— Ну, ведь тип… человек… тип… да не знаю я!

Кей засмеялась, и Сэм с ощущением невозвратимой утраты подумал, что вот — она улыбается, а он не видит этой улыбки. Другие будущие улыбки он увидит, но эту — нет, и ему почудилось, что ничто и никогда ее ему не возместит.

— Хотите кое-что узнать, Сэм? — Что?

— Ну, если вы станете слушать, я вам точно опишу, что чувствую. У вас когда-нибудь отбирали захватывающую книгу на самой ее середине?

— По-моему, нет.

— А со мной такое было. В Мидуэйзе, когда мне исполнилось девять. Я взяла ее почитать у кухонного мальчика, моего большого приятеля, и в ней рассказывалось про человека по прозвищу Цинциннати Кид, и он почти все время разгуливал в маске с огромным количеством револьверов. Я как раз добралась до середины, когда меня нашла моя гувернантка. Меня отправили спать, книгу сожгли, и я так никогда и не узнала, что же произошло в чулане со стальными стенами позади стойки в салуне «Голубой каньон». И терзалась из-за этого много лет. Ну так, когда вы сказали, что уезжаете, я вдруг поняла, что этот жуткий случай повторится и терзаться я буду до конца моих дней. Меня вдруг осенило, что жить стоит только ради одного: быть с вами, наблюдать за вами, гадать, какой будет ваша следующая сумасшедшая выходка. Как по-вашему, Тетушка Исобель сказала бы, что это любовь?

— Сказала бы обязательно! — убежденно объявил Сэм.

— Ну, в любом случае это мой вариант любви. Я просто хочу оставаться с вами годы, годы и годы, гадая, что вы сделаете в следующий раз.

— Я вам скажу, что я сделаю сейчас, — сказал Сэм. — Я вас поцелую.

Прошло некоторое время.

— Кей! — сказал Сэм. — Да?

— Знаешь что… Нет, ты будешь смеяться.

— Не буду, даю слово. Что ты хотел сказать?

— Твоя фотография… ну та, которую я нашел в рыбачьей хижине.

— И что?

— Я ее один раз поцеловал.

— Только один?

— Нет, — мужественно признался Сэм. — Если хочешь знать правду, то каждый день. Каждый Божий день и по нескольку раз в день. А теперь смейся!

— Нет. Я буду смеяться над тобой до конца жизни, но только не сегодня вечером. Ты жутко милый, и, наверное, — задумчиво продолжала Кей, — мне надо пойти и сказать дяде, если он вернулся, правда?

— Сказать твоему дяде?

— Он ведь любит знать, что происходит у него в доме.

— Но ведь это значит, что ты уйдешь туда, — в ужасе сказал Сэм.

— Только на минутку. Просто всуну голову в дверь и скажу: «Да, кстати, о Сэме, дядя. Я его люблю».

— Послушай, — сказал Сэм проникновенно, — если ты дашь мне слово чести, свое священное слово чести, что уйдешь не больше чем на тридцать секунд…

— Будто я смогла бы расстаться с тобой на больший срок! — сказала Кей.

Оставшись один в холодном унылом мире, Сэм вдруг обнаружил, что его начинают одолевать мрачные мысли. Опьяненный недавним чудом, преобразившим лик планеты, он упустил из виду то обстоятельство, что для человека, готовящегося связать себя священными узами брака, он не слишком обеспечен средствами для создания семейного очага. В кармане у него покоилось недельное жалованье, и на его счете в банке на Ломбард-стрит имелась небольшая сумма. Однако он отдавал себе отчет, что его никак нельзя счесть хорошей партией даже для самой нетребовательной из девушек. Собственно говоря, в этот момент он, подобно герою песни, мог предложить своей невесте только приятный характер и безумное желание преуспеть.

Обескураживающие выводы, когда молодому человеку только-только вручили ключи от рая; и Сэм погрузился в печальные размышления. Однако природный оптимизм не замедлил явиться к нему на выручку, и он вновь воспрянул духом, получая щедрое вознаграждение от банкиров, возликовавших на свой финансовый манер при виде пропавших ценных бумаг на предъявителя, возвращенных им через столько лет.

Он и думать не желал о том, что не сумеет отыскать этот клад. Бумаги спрятаны где-то в «Мон-Репо», а раз так, он их отыщет, даже если ему для этого — в прямом противоречии с пунктом пятым в его договоре об аренде — придется срыть дом до основания.

Исполненный великих намерений, он широким шагом направился к окну кухни. Там горел свет, и до него доносился рокочущий голос его верного служителя. Он постучал в стекло, штора взлетела вверх, и за стеклом возникло лицо Фарша. На заднем плане несколько раскрасневшаяся Клэр приглаживала волосы. Окно отворилось.

— Кто тут? — ворчливо осведомился Фарш.

— Только я. Фарш. Мне надо с тобой поговорить.

— А?

— Послушай, Фарш! Оторвись ненадолго и вернись в «Мон-Репо». Там надо заняться мужской работой.

— Э?

— Надо обыскать дом сверху донизу. Я только что узнал, что там полно бон.

— Да что ты говоришь!

— Это и говорю.

— Опасные штуки, — задумчиво произнес Фарш. — Возьмешь в руки, а она тут и взорвется.

И тут безмолвие ночи разорвал пронзительный крик.

— Сэм! Эй, Сэм! Быстрей сюда! — настойчиво требовал знакомый голос.