Олег Соловов - Жирик: История не одной жизни. Повесть о настоящей собаке

Мое понимание хозяина не ограничивалось знанием этих команд. Я чувствовал его настроение, ориентировался, когда надо побыть рядом, а когда лучше убраться подальше, умел даже верно воспринимать его комментарии к телевизионным событиям. Если он одобрял их – я сопел и похрюкивал, если он был недоволен, я, поддерживая его мнение, мог порычать и гавкнуть. По–моему, этого было вполне достаточно. Но избежать дрессировки не удалось.

Смысл всех этих абстрактно–бестолковых “Сидеть”, “Лежать”, “Дай лапу”, “Апорт” и прочих я усвоил быстро. Но первое время мне было обидно быть клоуном, ведь я не цирковая шавка, а солидный охранный пес. Я еще был готов выполнять такие команды хозяина, тем более что он выдавал их нечасто. Но когда степень моего ума пытались проверять гости, а это было выше моих сил. Я не выполнял команды даже за шкурки, а если они не отставали, уходил в другой конец огорода. А гости начинали говорить, что я бестолковый и ленивый, расстраивая хозяина. Однажды, гости предложили хозяину привести для меня дрессировщика. К моему ужасу он согласился.

Я сразу узнал дрессировщика среди приехавших через несколько дней гостей. От него исходила особая энергия человека, считающего себя профессионалом в общении с собаками. Я сразу понял, что от меня хотят, и был готов из уважения к хозяину, да и из симпатии гостям, сделать все, о чем меня попросят, выполнить все команды. Но дрессировщик счел нужным выполнить полный ритуал и подошел к вопросу очень серьезно. В то время как все гости, попивая водку, готовились к жарке шашлыков – нанизывали куски мяса на шампуры, нажигали угли – дрессировщик не пил и готовился к моему укрощению. Не знаю, что ему наговорили о чау–чау вообще и обо мне в частности, но он явно боялся своей неудачи. Натер мясом какую–то палку, надел валенки, толстую куртку, большие рукавицы. Он объявил, что пора начинать в момент, когда шашлыки положили на угли. По опыту я знал, минут через 10 они будут готовы, а еще через 5–7 минут появятся первые обглоданные косточки. Всю работу с дрессировщиком надо было успеть проделать за это время. Один из гостей остался у мангала, остальные приготовились смотреть на мое укрощение.

Дрессировщик дал мне понюхать натертую мясом палку и бросил ее: “Апорт”. Я естественно понял, что надо сделать, да и надо было это сделать исходя из соображений экономии времени. Но переступить через себя и побежать за палкой не смог. Как оскорбительно плохо надо было думать о собаке, рассчитывая, что я побегу за дурацкой палкой с легким запахом мяса, в то время как от мангала исходит чудный аромат. Попроси он бы просто: “Жирик, принеси” – я бы сходил. А в той ситуации – остался на месте. Дрессировщик сам несколько раз сбегал за палкой, снова и снова совал ее мне под нос, крича про свой “апорт”. Я принял позу сфинкса и не реагировал. Сходил за палкой, только заметив сильное расстройство хозяина от моей кажущейся бестолковости. Сходил и принес хозяину.

Это подняло упавший дух придурка–дрессировщика. Теперь он собрался учить меня командам “сидеть” и “лежать”. По его просьбе один из гостей встал на четвереньки рядом со мной. Выполняя команды, он должен был показывать мне пример. Этот крупный мужчина по команде дрессировщика плюхался на землю, вскакивал, садился на корточки. Дрессировщик давал ему кусочки колбасы, чесал за ухом и хвалил. От этого зрелища у меня поднялось настроение. Хохотали и все вокруг. Помня о жарящемся шашлыке, я решил подыграть. Команды я выполнял, но колбасу у дрессировщика не брал. Хозяин встревожился – не заболел ли я. И скомандовал свое: “Шкурка”. Свою любимую команду я к всеобщему удовольствию выполнил в лучшем виде.

Дрессировщик собрался перейти к команде “чужой”, но поспели шашлыки. Устроили перерыв. В целях моего лучшего укрощения дрессировщик запретил всем давать мне шкурки. Только после завершения обучения. Я сидел радом с поедающими мясо гостями, давился слюной и злился. Повторять дважды “чужой” не пришлось. С трудом дождавшись команды, я задал ему хорошую трепку.

Впоследствии я сумел избавиться от оскорбительного восприятия бестолковых команд. Во–первых, нет ничего обидного в том, чтобы доставить радость хозяину, выполняя его команды. Во–вторых, поразмыслив, я осознал выгодность сделки “Дай лапу – Дам шкурку” и стал отвечать на рукопожатие гостей, если они держали наготове приличную шкурку. В других случаях, видя что, гости забывают (или не хотят) делиться шкурками, я применял методы обратной дрессировки. Если в собаке вид висячей шкурки должен пробуждать желание прыгать за ней, то и в человеке вид прыгающей или протягивающей лапу собаки должен вызывать стремление поделиться шкуркой. И я стал активно дрессировать хозяина и гостей. Часто срабатывало, но не все люди поддавались дрессировке. Многие были совершенно бестолковыми. Они с умилением наблюдали за моими прыжками, или воодушевленно жали мне лапу, не понимая, что надо делиться шкурками.

Однажды, когда мне исполнился год, и я стал взрослым, умственно и физически развитым псом, произошел случай, который удивил меня и послужил толчком к переменам в моей жизни. Начиналось все обычно. Благополучно удрав из ограды, я увидел прохожего. Невысокий, в потрепанной одежде, в кепке, которая когда–то была белая, с авоськой и в рваных домашних тапочках. Судя по виду, он был из нашей деревни. Повиливая хвостом, желая познакомиться, я направился к нему. Подошел почти вплотную, поднял голову, смотрю на него. А он пятится – испугался. Причем сильно. Мое добродушие вдруг куда–то делось. Я начал лаять, принял боевую стойку, изображал, что напасть собираюсь. Дальше – больше. Чем сильнее был его испуг, тем больше агрессии я проявлял. Мог бы, наверное, покусать его или даже съесть, если бы молодой хозяин не утащил. Уже дома, запертый в гараже, успокоившись, я задумался. С чего вдруг я хотел напасть на этого прохожего? Он шел мимо, угрозы не представлял, а значит, нападение на него не входило в мои обязанности. Шкурки за это мне никто не обещал, загрызть и съесть его я конечно не мог. Рационального объяснения я не находил (об инстинктах, выделении адреналина при испуге и собачьей реакции на это я тогда не знал).

Несколько дней эти вопросы занимали мой ум. Ответов я не нашел. Нашел себе новые вопросы. Молодой хозяин, рассказывая об этом случае гостям, смеялся. Смеялись и гости. Вопрос о том, зачем я напал, сменился вопросом: почему они смеялись. Возник и вопрос важности выполнения мною охранных обязанностей. Ведь когда я с хозяином уезжаю в город, Пират справляется один. Один он справляется и когда я ленюсь нести службу и лаять на прохожих, такое бывает, если честно. Вспомнил я смех гостей, начинавшейся, если я резко проснувшись, вдруг с лаем бросался к двери. Вспомнил предостережение хозяина – не убегай, украдут. Кого украдут? – Меня, охранника и защитника? Вывод пришел страшный. Я – бутафорный охранник, декоративная собака. Охраняют меня, а не я. Для любого домашнего пса служба и охрана превыше шкурок. И вот, весь смысл моего существования был, подвергнут мною сомнению.