Олег Соловов - Жирик: История не одной жизни. Повесть о настоящей собаке

К хозяевам приходили гости. Всем им я нравился, что конечно не удивительно. Они трепали меня по загривку, гладили. Те, кто поопытнее в общении с собаками чесали брюхо. Многие гости и мне были симпатичны. Их я норовил лизнуть, вилял хвостом, терся об ноги. Были и гости, которые будили во мне инстинкты. К таким я старался пристроиться к коленке и совершить нечто, похожее на половой акт. Одни сначала воспринимали это с юмором, другие – сразу с раздражением. Но довольно быстро все гости начинали пытаться избавиться от моих домогательств. Без помощи хозяина это удавалось немногим. В эти моменты я был неуправляемым. Единственным вариантом было запереть меня в ванной комнате. Там я постепенно остывал.

Однажды мои домогательства до гостей обернулись хорошим вариантом. Один худой и очень пьяный дядька, на коленку которого я настойчиво посягал, стал совать мне в пасть сторублевые купюры и говорить “уйди”. Я брал стольник в зубы, уходил, отдавал его хозяину и возвращался. За вечер я прокомпостировал рублей пятьсот. На следующий день мне купили колбасы. Хороший был дядька. Жаль, что он с тех пор не приходил к нам в гости.

Приход гостей часто сопровождался выпивкой и закуской. Появлялось много еды и шкурок. Часто жарили шашлыки. Я отнюдь не клянчил у гостей угощения. Садился рядом, терпеливо смотрел на них и ждал. Давали сами. Я брал из рук очень аккуратно. Некоторые гости, из числа постоянных, приезжая к нам, привозили шкурки с собой. Угощали меня, Пирата, даже Катю. В общем, приход гостей мною оценивался всегда положительно.

Когда хозяин делал что–то в огороде, а я был свободен от защитных функций, я старался ему помогать. Таскал в зубах палки, ветки, копал лапами землю (не всегда там, где надо). Особенно мне нравилось поливать цветы.

Вечером, покормив Пирата, хозяева садились ужинать. Зубы у них были слабые, и они могли разгрызть далеко не все. Поэтому, пока они сидели за столом, я не шел к своей тарелке, а находился рядом, готовый помочь. Вместо них грыз кости, и все другое, с чем они не могли справиться.

После ужина мы с хозяином пили чай и смотрели телевизор. Точнее, он пил, я вдыхал запахи, он смотрел, я слушал сквозь сон. Чай хозяин пил с сахаром, конфетами, вареньем, с лимоном. Или просто один чай. Это мне нравилось больше всего. Лимон, конфеты перебивали вкус, и что для меня важнее запах, аромат чая. Чай с лимоном пахнет лимоном, аромат чая теряется. За чаем и телевизором хозяин читал газеты. Иногда, если события в мире особенно интересовали или волновали его, он комментировал их, обращаясь ко мне вслух. В эти моменты я внимательно слушал, хотя тогда, конечно, мало что понимал.

В один из вечеров хозяин принес неяркую, желто–зеленую упаковку:

–Смотри, Жирик. Тибетский чай. Выращен на твоей исторической родине.

От запаха заваренного чая у меня из носа (именно из носа) потекли слюни (именно слюни). Аромат, разливавшейся по кухне, был неописуем. Я заворожено сел неподалеку от чайника. Мое дыхание участилось, сделалось глубоким. Приятно закружилась голова. Хозяину чай напротив, не понравился. Попробовав его сначала без добавок, он положил сахар и лимон. Снова поморщился, собрался вылить чай в раковину. Лимон – очень вонючая штука. Но даже он не смог перебить аромат трав моей названной исторической родины. Я подошел к своей миске для воды и начал показывать, что очень хочу пить. Хозяин усмехнулся и вылил чай в миску. Я выпил все, не отрываясь. В голове воцарилось безмятежное спокойствие и умиротворение. Я задремал перед телевизором. Обычно, вытянувшись рядом с хозяином, я спал неглубоко и чутко. Реагировал на посторонние звуки, при необходимости вскакивал и лаял. При этом в полглаза и вполуха наблюдал за экраном. На этот раз в доме и вокруг него все было тихо и спокойно. Ничто не отвлекало меня от телевизионной передачи. Передача была необычная. Показывали меня.

Я поднимался по длинной лестнице в потоке людей. По обе ее стороны стояли красиво разрисованные колеса, закрепленные на шестах. Шедшие вместе со мной люди руками приводили их в движение. Войдя в большую дверь, я оказался внутри дома. Далее путь лежал по сумрачному коридору, стены которого были завешаны изображениями странных, уродливых людей. Одни из них имели непропорционально большие головы, другие – животы, третьи были многорукими. Мы все шли молча, склонив головы и зачем–то высунув языки. Сквозь сон я подумал, что надо бы и мне распрямить и опустить хвост. Попытался это сделать. Не получилось. Хвоста не было. Но удивиться этому вопиющему факту я не успел. Процессия втянулась в просторный, хорошо освещенный зал. Я понял смысл происходящего – все мы шли к Большому Хозяину. Вскоре я увидел Его. Он сидел, поджав под себя ступни ног и раздвинув в стороны колени. Одна из рук, сложенных на груди крест–накрест периодически приходила в движение. Большой Хозяин прикасался к головам следующих мимо него посетителей шелковой кисточкой, что означало благословение. Именно за этим вся эта вереница людей пришла сюда, многие, судя по их виду, очень издалека. Получив благословение, посетители поднимали головы, втягивали языки и с радостными лицами следовали дальше. Чуть поодаль стоял помощник Большого Хозяина. Он принимал подарки пришедших. Одни дарили деньги, другие – красивые вещи, третьи – еще что–то. С пустыми руками ни пришел никто. Отдав подарки, люди подходили к другому помощнику. Он одевал всем красивые ошейники, символизирующие преданность Большому Хозяину. На этом церемония заканчивалась, люди покидали зал.

Я оказался не готов к визиту – у меня не было с собой никакого подарка. Единственное, что я мог отдать – это свой ошейник. Тем временем процессия двигалась, и я оказался напротив Большого Хозяина. К моему, и всеобщему удивлению, он не коснулся меня кисточкой, а возложил на мою голову руки. Это было особое благословение, даруемое лишь избранным. Радость и благодать переполнили меня. Я чуть не проглотил язык. Подойдя к помощнику, принимавшему подарки я на удивление легко (обычно мне это самому не удается) снял с себя ошейник и положил его в кучу подарков. Теперь я, как и все остальные, должен был получить мягкий и красивый ошейник, но неожиданно к обычной жизни меня вернуло резкое:

– Жирбан, шкурка. – Я рефлекторно, еще не освободившись полностью от видений, подпрыгнул и проглотил ее. В доме все было как всегда. Хозяин сидел за столом и смотрел телевизор. На экране какой–то толстый дядька что–то не спеша рассказывал. Догорал камин. Я почесал лапой за ухом. Ошейника на мне не было.

Эта телевизионная передача (сон, видение – я так и не понял тогда, что это было) удивила меня, но не более. Врезавшись в память, это видение постепенно, под напором впечатлений от обычных житейских событий погружалось глубже и глубже. Тем более, что тибетский чай хозяин больше не заваривал.