Павел Гушинец - Пора в отпуск

– Бери, бери, – нахмурилась лаборантка. – А то я не знаю, какая у вас, дети, стипендия. Вон, кеды рваные.

Ох, дались всем мои кеды. Да куплю я новые, куплю! Зарплату получу и куплю. Вот только долги раздам.

Пошёл. Близость стоматологического отделения ощутил по запаху. Знаете, такой непередаваемый запах боли, мучений, страданий и чего-то стоматологического. Если есть на том свете преисподняя, то там пахнет именно так. Стучусь в кабинет.

– Заходи, дорогой.

Судя по акценту – мне сюда. Робко толкаю дверь. Посреди кабинета – кресло пыток. Рядом – могучая женщина, мечта поэта. Рукава халата закатаны, открывают мускулистые руки, покрытые короткими чёрными волосками. На столике перед ней – набор орудий пыток на железном подносике и чашка с чаем.

– О, шоколадка, – радуется Маринэ Теймуразовна. – Как раз к чаю. Садись, сейчас посмотрим, что там у тебя.

Опускаюсь на скрипнувшее кресло и со страхом смотрю по сторонам. Зрелище тоскливое. Пол в мелкую бежевую плитку, которая от времени кажется грязноватой и полустёртой. Плитки темнели по-разному, получилась мозаика. Пятьдесят оттенков бежевого. Возле умывальника в углу потёки ржавчины, штукатурка в трещинах, щели под оконными рамами забиты ватой и газетами. Родная районная поликлиника. До сих пор в кошмарах снится.

Маринэ Теймуразовна допила чай и повернулась ко мне.

– Открывай рот.

Я отлично понимаю чувства гладиатора, впервые выходящего из тени коридора под палящее солнце арены. С таким же чувством я открыл рот.

Стоматолог поковырялась у меня в душе острыми предметами, звякнула чем-то на подносе.

– Э-э, дорогой. Запустил ты зуб. Я тебе сейчас мышьяк положу. Нерв убьём. А через дня четыре придёшь – каналы чистить будем. Потерпи, ты же мужчина.

И взвизгнула бормашина.

Первый этап я перетерпел. Мне положили на зуб какую-то гадость, от которой я потом три дня не спал. Зуб сопротивлялся, не хотел умирать. Челюсть дёргало. Анальгин спасал плохо. Выпил водки – лучше не стало, ещё и голова с утра болела. Через четыре дня я снова пришёл к своей мучительнице.

– А, дорогой, заходи! – искренне обрадовалась мне Маринэ Теймуразовна. – Показывай.

Снова на арену!

– Ага, ну хорошо. Слушай, у меня обезболивающее кончается. Но ты же мужчина, потерпишь? – склоняется надо мной Маринэ.

Не потерплю! Во мне кто-то предупреждающе вопит. Но признаться в этом стыдно и я едва заметно киваю.

– Вот и хорошо! – одними глазами улыбается стоматолог.

Дальше я помню плохо. Милосердный мозг стёр из ячеек памяти эти ужасы. Я вцепился в подлокотники кресла так, что потом болели пальцы. Холодный пот пропитал майку на спине. Маринэ Теймуразовна с любопытством что-то расковыривала, потом дёрнула.

– Смотри!

А что смотреть? У меня глаза закрыты, чтоб не видеть всего этого кошмара.

– Смотри, говорю.

С трудом разлепляю веки. В пинцете зажата тонкая красная нитка.

– Вот, это нерв. Я его тебе удалила. Теперь не больно будет. Оказалось, у тебя в этом зубе два нерва. Один не умер. Ну ничего. Теперь каналы почистим и всё.

Я вытерпел два канала. На третьем мне стало хорошо, ангелы запели в моих ушах. И только ватка, пропитанная нашатырём, которую Маринэ ткнула мне под нос, вернула на грешную землю.

– Э, дорогой. Ты мне тут прекрати. Один канал остался, – нахмурилась доктор.

И я вытерпел ещё один канал. Вышел из кабинета стоматолога с перекошенным лицом, на подгибающихся ногах, Сил идти дальше не было. Я присел на скамеечку прямо у дверей, упёрся спиной в стену и прикрыл глаза. Стена через пропитанную потом майку неприятно холодила спину. Я клялся, что буду теперь чистить зубы три раза в день, по полчаса минимум.

Обещание выполнил. Но через три дня совершенно про него забыл. Маринэ Теймуразовна оказалась действительно хорошим специалистом. Её пломба выпала почти через пятнадцать лет вместе с осколками зуба.

А через десять лет после свидания с грузинским стоматологом у меня снова заболел зуб. Я был уже взрослый товарищ, окончил медицинский университет, поэтому терпел всего неделю. А когда терпеть стало невозможно, собрал остатки зарплаты и пошёл в платную клинику.

Вижу – сидит молодая рыжая девчонка. Симпатичная, даже под маской видно.

– Садитесь, – говорит.

Сделали мне снимок, посмотрели.

– Надо, – говорит, – каналы чистить.

Я сразу Маринэ Теймуразовну вспомнил. И заранее в обморок упал.

– Мышьяк будете закладывать? На неделю?

– Это каменный век, – морщится девушка. – Мы вам сейчас обезболим и минут за двадцать всё сделаем.

Побрызгала лидокаином, потом в уже обезболенную десну мягко кольнула шприцом.

– Всё хорошо?

Конечно, всё хорошо. Я же ничего не чувствую. Челюсть онемела до самых пяток. Только страшно, блин. Я моргаю.

– Вот и замечательно. Начнём.

Бормашина взвизгнула и тут дверь открылась и в кабинет зашла точная копия моего доктора. Такая же рыженькая и симпатичная.

– О, Наташка, привет, – обрадовалась доктор. – У тебя пациентов нет?

– Нет, – говорит Наташка. – Вот пришла к тебе, а то скучно.

– Садись, поболтаем, – доктор глянула в мои ошалевшие глаза. – Да близнецы мы, близнецы. Все удивляются. Рот открывайте.

У вас когда-нибудь были эротические фантазии на тему двух девушек-близняшек? Вот у меня с тех пор их нет. Потому что стоматология, особенно под лошадиной дозой обезболивающего да в присутствии двух мило воркующих рыженьких нимфеток, это почти секс. Я лежал и получал физическое удовольствие, от того, что мне не больно. Ну почти не больно. Я теперь отлично понимаю жертв Кристиана Грея.

Ехал потом в метро, из уголка рта слюни текут, лица не чувствую, но улыбаюсь, как идиот. Люди отсаживались от меня подальше.

А Маринэ Теймуразовне спасибо. Она отличный специалист.

А стоматологов я всё равно боюсь.

Прочитал недавно в новостях, что учителям в школах Флориды разрешат носить с собой оружие. Для защиты школьников от террористов и преступников, а заодно от учеников, которые могут устроить очередную бойню. А под статьёй десятки комментариев, мол, довёл Трамп Америку, и школьники там сумасшедшие, расстреливают товарищей, и без вооружённой охраны школам никуда. Короче, загнивает Запад полным ходом, у нас бы такое ни за что не случилось.

А я помню, как в 1986-м году не в далёкой Америке, а в тихом белорусском городке в мою школу пришёл вот такой киллер. Автомат или пистолет он тогда не достал, но вооружился чем смог.

Учился я во втором классе и занятия наши проходили на первом этаже, в отдельном коридоре, отгороженном от остальной школы стеклянной дверью. В той же школе учился мой сосед Мишка, парень старше меня лет на шесть, а поэтому авторитет непререкаемый. Ввиду отсутствия отца и старшего брата – образец для подражания и кумир. Спортсмен, пионер, заводила.