Николай Ватанов - Метелица

<���…> вам почтение с кисточкой! — усмехаясь Жора. — Как приятно пить чай на свежей <���…>.

<���…> покрепче или послабей? — поддержал Федя <���…> разговор.

— Налейте стаканчик покрепче, а то меня и так давно слабит.

— Ну, не дьяволята ли? — вполголоса сказал профессор. — Что с ними делать?!

— Лучше всего не обращайте на них внимания, тогда они сами уйдут, — посоветовала Елена Леонидовна. — Что можно от них требовать? Прошлое переулка, вы сами знаете, ужасно. Благодарите царскую власть!

— С того времени прошло четверть века!

— У партии были более важные задания. Собственно говоря, это дело здешнего комсомола. Что то зеваете! — с вызовом посмотрела Елена Леонидовна на сестру.

— Наш комсомол один из передовых в стране, — выпалила Зоя. — Дегенераты же и обезьяны в ведении здравотделов!

— Причем здесь дегенераты? — пожала, с видом превосходства, плечами Елена Леонидовна. — Просто уличные шалуны!

Шалуны на дереве тем временем стали бросать на веранду разную дрянь. Елена Леонидовна встала и, величественно колыхаясь, подошла к перилам.

— Дети, я вам запрещаю бросаться! Немедленно уходите оттуда! — возможно строже проговорила она.

— Тю!! Слыхал?! — удивился Федя. Жора же изменив голос, объявил:

— Алло, алло! Говорит Москва! Станция имени Коминтерна. Начинаем детскую передачу. Молочная, внимание! Пускаем на вас теплый, детский воздух!

Елена Леонидовна с покрасневшим лицом отошла вглубь веранды.

— Хулиганы! — с возмущением произнесла она. — Хуже даже — социально опасный элемент!

Профессор Зайцев направился в дворецкую.

— Голубчик, — обратился он к возлежащему в сапогах на кровати Якову. — Пойди, пожалуйста, на улицу и прогони там хлопцев. Только сделай одолжение не бей их!

— Не беспокойтесь, Леонид Петрович. Знаю. Бить запрещено, — отвечал Яков. — Я их пугану простым разговором. Только пусть уйдут куда-нибудь женщины.

Профессор вернулся на веранду предупредить дам, что на улице предстоит разговор, и разговор будет серьезный.

Елена Леонидовна, затаив обиду на родственников, уехала раньше, чем предполагала, и жизнь у Зайцевых вошла в обычную колею. Нападки термидорианцев не прекращались, напротив становились все хуже. Последняя же выходка привела профессора в полное отчаяние. Когда он третьего дня возвращался домой, к нему на бульваре подошла группа подростков, и Федя Палый обратился к нему с вопросом:

— Леонид Петрович, скажите пожалуйста, который час?

Приятно удивленный необычной вежливостью Феди, Зайцев с готовностью вытянул из кармана свои часы.

— Сейчас без пяти минут пять.

— Точно?

— Ну, точнее будет без шести минут. Ты уезжать собрался, что ли?

— Не…е, — протянул Федя. — Я хотел, Леонид Петрович, попросить вас, чтобы ровно в пять вы…

Далее следовало такое, что, наверно, не решился бы произнести без крайней нужды и вполне развитый разбойник. При всей своей выдержке, Леонид Петрович инстинктивно бросился с палкой за обидчиком. Молодежь веером рассыпалась перед ним.

— Не спешите так, Леонид Петрович! — корчась от смеха, кричали мальчики вокруг. — Осталось, Леонид Петрович, еще шесть минут!

— Они нас доедут, — дома сказал профессор дочери. — Кажется, придется нам капитулировать и бежать отсюда, куда глаза глядят!

Чувствовалось, что назрел кризис. И вот однажды…

Выбрыкивая обеими задними и корча уморительные рожи недавно взошедшей луне, на бульвар Герцена выбежали Федя и Коля. На бульваре по вечерам с регулярной точностью имели обыкновение собираться термидорианцы. Здесь на собраниях подводились итоги дня, решались всякие детские и не детские дела, производилась меновая торговля. Сегодня почему то еще никого из своих не было. Чтобы не терять времени по- пустому, молодые люди спрятались в кустах и стали стрелять в редких прохожих жеванной бумагой. При одном особенно удачном выстреле (прямо в центр чьей-то нахальной лысины!), юноши повалились в полном восторге на ближайшую скамью.

— Глянь!! — произнес вдруг Федя, мгновенно убирая улыбку. Коля тоже уже заметил и стремительно выкинул вперед руку. На краю скамьи лежала книга, заложенная цветком, и стояла белая, нарядная коробка.

— Вместе нашли! — предваряя неминуемую драку, поспешил оформить создавшееся положение Федя.

Сорвать ленточку и оберточную бумагу было дело одной минуты. В коробке оказались конфеты. Крупные, каждая, словно в юбочке, в своем бумажном гнезде. Только совершенно сдуревший человек мог забыть такое богатство!

— Шоколад! — смотря широко открытыми глазами на находку, прошептал Федя. — Колька, скорей подрываем!

Схватив покрепче коробку (и бросив книгу на произвол судьбы!), приятели бегом пересекли освещенный бульвар и вскоре пали, словно провалились, в канаву. Только здесь в темноте, слившись совершенно с обстановкой, они решились начать невиданное пиршество.

— Таких в продаже не бывает, — с неизъяснимым наслаждением чавкая, говорил Федя. — Они наверно, из закрытого обкомовского распре да. Я у Цокотовской Кирки недавно такие видел.

— Настоящие шоколадные! — мечтательно закатывая глаза, подтверждал Колька. — Всю жизнь только бы ел такие!

— Надо в партию выходить, иначе не достанешь! Не жри так быстро, сука! Мы и так почти весь ряд уже сшамали! Внизу может другие?

Приятели поспешно содрали картонную прокладку.

— Нет, такие же, — обрадовался Колька. — Только вроде немного поменьше.

— Стой!!!— вдруг вскричал Федя, с недоумением обнюхивая только что откусанную конфетку.

— Керосин! — с ужасом установил он.

С непосредственной реакцией кошки, проглотившей отраву, Кольку немедленно вырвало. Федя почувствовал сильные рези в желудке, и начал в диком страхе кататься по дну канавы.

— У…у, отравились… — выл он. — Нужно скорей в амбулаторию!

— Сейчас уже закрыта. Бежим напротив к Зайцеву!

У профессора шел прием, и парадное было открыто. Приятели робко вошли в переднюю, но тотчас попятились назад. В углу на стуле в белом халате восседал с видом истукана Яков. Вид его производил сильное впечатление не только на детские, невинные души. Своему успеху, особенно у провинциалов, профессор был отчасти обязан своему мастеру чистоты. Какой-нибудь завхоз из глубинного Гусутсовхоза (гуси, утки), рассказывая жене свои впечатления от поездки в краевой центр, непременно вспоминал Якова:

— … «Был я также по поводу своих почек у профессора Зайцева. Есть у него там санитар, что ли. Ну, я тебе скажу, и персона! Конь, а не человек! Такие раньше в гвардии служили, или состояли у аристократов вышибалами. Не заплатить профессору или скажем, спереть пепельницу в приемной ни-ни, и не подумай. Вмиг придушит! Скажи Марии Дмитриевне, пускай обязательно при оказии к профессору съездит. Что пользы лечиться у нашего докторишки, А то, ну и персона!»…