Николай Ватанов - Метелица

Чемоданы погрузили на подводу, мы же пешком двинулись от пристани в гору.

— Ну как у вас здесь, как кормят? Ты, Белочка (это к Ольге Сергеевне), надеюсь, без меня не особенно скучала? Дети здоровы, на попечении бабушки. Я решил в последнюю минуту лучше отдохнуть, чем по разным Военно-Грузинским… Нам еще далеко ходить до нашего сумасшедшего дома? — так и сыпал он вопросами. Наше любезное предложение принять его к себе в палату он принял довольно холодно.

— Сколько у вас там? Только трое?! Знаете, я люблю, чтобы побольше народа. Один скажет одно, другой — другое, — пояснил он.

— Нет, Наумчик, ты не ставь меня в неловкое положение, — поддержала нас Ольга Сергеевна. — Я вчера еле упросила директора поместить тебя в эту тихую палату.

И зажили мы вчетвером. Наум Львович оказался человеком «широкого диапазона», юристом по профессии. Работал он по совместительству в трех учреждениях, знал множество всяких смешных случаев и мастерски их рассказывал. Жизнерадостность и общительность его были бесконечны. Удержать его в четырех стенах, как мы предполагали, не представлялось никакой возможности. Через сутки он был знаком со всеми в санатории и на 10 километров в окружности.

— Сколько здесь собралось интересных «человеков», тьма! — говорил он вечером, рывком сдергивая с ноги полосатый носок.

— Например кто же? — вяло спросил Овод.

— Да хотя бы академик Числов с супругой здесь отдыхают. Вы разве не знали? Или этот худой, сидит в столовой у выхода — художник Резницкий, Андрей Петрович. Последняя постановка «Кармен» в Большом шла в его декорациях. А женщины?! Одна красавица Конкорда я Максимовна чего стоит. Королева какого-то подземного мрачного царства. Ее папенька не то предгорсовета, не то начальник НКВД, не разберу. Опять же Танюша очень мила, акварельная дамочка.

— Что за Танюша? — поднял я голову.

— Такая уютная, московская… Ходит со свистопляем ветфельдшером Васей. Эх вы, молодежь! Будь я здесь без жены, показал бы всем Ляпкина-Тяпкина, как говорится!

— Может на сон грядущий сыграем партию в шахматы? — предложил мне Овод. Разглагольствования Томина начинали ему действовать на нервы. — Правая или левая?

Шло время и ничего драматического не случилось, наверно не нашлось сплетника или он не был Томиным допущен к слову. Наш палатный муравейник начал было успокаиваться, но вскоре новые события привели ого в движение. На этот раз героем дня оказался доктор Бояров. В последнее время доктор был в прекрасном настроении и уделял большое внимание своему туалету.

— Что с вами, Арий Евстигнеевич, такое происходит?! Вы словно жених? — не вытерпел как-то я.

— Жених и есть: заканчиваю свою работу, два с половиной года над ней просидел, — с удовлетворением проговорил Бояров. — Уповаю, быть мне помощником столоначальника, а может быть и приват-доцентом!

Объяснение казалось правдоподобным, но не вполне. Полную ясность в дело с новыми галстуками доктора инее лишь Наум Львович.

— Знаете, товарищи, где мы сейчас были? Ха! — влетев в комнату, закричал он. — В винном совхозе Темпельгоф, в пяти километрах отсюда. Совхоз выращивает французские лозы, десятилетним сотерном нас угощали. Дамы наши нализались, супружницу свою, Ольгу Сергеевну, еле привел! И знаете кого мы по дороге встретили?! Ученого мужа Ария Евстигнеевича под ручку с прекрасной королевой Конкордией! Что вы на это скажете? Парочка хоть куда: оба рослые, видные, красивые! Дай Бог, как говорится!

Вскоре и мы с веранды стали свидетелями, как Конкордия навещала доктора в его добровольном заточении, во флигеле.

Я был не в духе. Так уж устроен человек, что от хорошей жизни его обыкновенно начинает тошнить и тянет повеситься. Подходя к пляжу я издали заметил Наума Львовича в небесного цвета трусиках. Он размахивал руками и что-то оживленно говорил сидящим на песке голым фигурам. Эта картина заставила меня повернуть и продолжать свой путь по дороге к открытому морю.

Здесь на берегу царил первобытный хаос: остроконечные скалы, большие камни — все вперемежку. С моря дул свежий ветер, серые волны со злобой обрушивались на камни, далеко разнося пенные брызги. Я прилег в углублении и стал смотреть вдаль, где товарный пароход долго, подобно часовой стрелке, «двигался на месте».

Вдруг мне показалось сквозь шум прибоя, что я слышу чьи-то всхлипывания. Я вскочил и с риском сломать себе шею, стал перепрыгивать с камня на камень и заглядывать в щели. Вскоре мной был обнаружен источник звуков. На дне глубокого каменного мешка сидела, обняв колени руками, Таня и горько плакала.

— Алло, что с вами там происходит?! — крикнул я, с любопытством заглядывая вниз. Таня вздрогнула и подняла на меня свои большие, заплаканные глаза.

— Я забралась сюда, но не могу выбраться, — обиженным тоном выпавшего из гнезда галченка, сказала она.

— Хорошо, но вы же там погибнете от жажды и голода!

— Погибну! — печально согласилась она.

При помощи всяких акробатических приемов удалось с большим трудом Таню вытащить. Когда мы, после перенесенных опасностей, присели отдохнуть, Таня рассказала, что хотела спрятаться от ветра, поскользнулась на отполированных волнами камнях, съехала вниз и больно ушибла ногу.

— Я спасаю вас уже второй раз. Помните тогда на лодке… А где же сегодня ваш чичероне?

— Чичероне? Что такое?! — спрашивала Таня, воюя с разлетающимися волосами.

— Ну, ваш всегдашний спутник!

— А… Вася! Он вчера уехал домой, — и после паузы, тихо и серьезно: Андрей Иванович… кажется гак? Я бы не хотела, чтобы вы с первого дня знакомства Пыли ложного мнения. Вася хороший парень, но он не мужчина. Вы меня, надеюсь, понимаете?

— Гм… признаться, не совсем! Но Аллах с ним — с Васей. Во всяком случае он бегает на двух лапах — значит человек.

— Да, на двух лапах! — подтвердила Таня и вдруг вся задрожала: — Чайка схватила рыбу. Какой ужас — гад гада ест!

— Ни чайка, ни рыба — не гад, — удивленный ее волнением и даже не вполне веря ему, проговорил я. — Потом, что же здесь такого: чайка тоже хочет есть!

— Пойдем домой, мне нехорошо, — побелевшими губами сказала Таня.

— Ну и ну, — с огорчением думал я, плетясь сзади. — Впрочем чего я ожидал? В нервном санатории так и полагается: очевидно истеричка!

Как я ни уклонялся от дальнейших встреч, случай о поди л нас опять и опять. Таня рассказала мне свою страшную биографию. Происходила она из зажиточной семьи, отец ее был из «отжившего класса», революция смела все: и она оказалась семи лет одна на улице. Пристала к банде беспризорников и вместе с нею два года путешествовала по югу России, кормясь мелкими кражами и чем Бог пошлет.

В Ростове банда была выловлена, Таня попала в интернат для дефективных, бежала дважды и снова попадалась. В конце концов все же смирилась и осела. Кончила школу, была принята в комсомол. Комсомол,- главным образом в лице «хорошего парня» Сергея, ей помог и она пробилась в Институт библиографии и библиотечного дела в Москве, его окончила.