Леонид Ленч - Тернистый путь

— Понял теперь? — спросил старик Шулыгин.

И Сережка не нашелся что ему сказать.

…Пробыл он у Шулыгина полтора часа. Старик

вышел на крыльцо проводить гостя. Ночь была сырая, холодная, луна плыла в облаках, лишь на минуту-другую появляясь в облачных промоинах.

Сережка, задрав голову, смотрел на небо. Когда луна выглянула из-за облака, он сказал Шулыгину-

— Вот она! Прячется!

— Никуда ей, брат, теперь от нас не спрятаться! — сказал старик Шулыгин и, положив Сережке руку на плечо, буднично и весело прибавил:

— А что, парень, если нам с тобой в субботу на рыбалку удариться? Будет клев, как полагаешь?

— А что же, Василий Сидорович! Сейчас щука знаете как берет!

— Махнем?!

— Махнем!

Они попрощались, и Сережка пошел по пустынной Приреченской. Шел посвистывая, твердо ступая по милой, родной, теплой земле.

Позднее воскресное утро. За окном с серого низкого неба тихо валится на Москву крупный, мокрый снег. Дворники ворчат: «И откуда только берется этакая прорва!» А снег — пушистый, веселый, — не обращая внимания на воркотню дворников, все сыплется и сыплется, оседая на празднично побелевшие крыши домов, приглушая шум, звон и грохот огромного города

В большой, старой московской квартире на Солянке тоже тихо. Кто уехал за город — побегать на лыжах, кто с утра отправился в поход по магазинам, кто просто спит на законном основании выходного дня. А Петр Осипович Ворожейкин, работник учреждения с названием, по звукосочетанию похожим на слово «Навуходоносор», только с приставкой «мое» в начале, не спит, а дремлет с открытыми глазами.

…Дремоту его прерывает хлопанье двери в общей прихожей, звяканье снимаемых коньков и голос Витьки — сына Ворожейника, о чем-то спорящего с соседкой Вслед за тем сам Витька — с алыми, нежными лепестками румянца на тугих щеках, со взмокшим белокурым хохолком волос над выпуклым мальчишеским лбом, в синем лыжном костюме — громко вваливается в комнату Вместе с ним сюда врывается свежее торопливое дыхание зимней улицы

— Мама сказала, чтобы я тебя не будил, — докладывает отцу Витька, — а ты сам проснулся! Мама пошла к Ракитиным, скоро придет! Ух, я накатался так накатался!

— Иди ко мне, Виктор Петрович! — , говорит отец, любуясь сыном

Витька послушно подходит и садится на кушетку — в ногах у отца

— Ну, давай, сынок, поговорим.

— О чем?

— О том о сем! Рассказывай, как живешь!

— Будто ты сам не знаешь, как я живу! Хорошо живу!. Папа, когда люди начнут на разные планеты летать, им командировочные будут платить?

— Смотря что за полет! — подумав, отвечает сыну отец. — Если это научная экспедиция, полагается одна форма оплаты, ну а если командировка — тогда согласно кодексу… А ты что, Витька, собираешься лететь?

— У нас весь класс собирается! А ты, папа, разве не полетишь, если тебе скажут, что можно.

— Как тебе сказать? Интересно, конечно, было бы смотаться и вернуться. Но с моим состоянием здоровья. И потом, когда это еще будет!.

— Как когда? Ты что — не читал?! Буквально вот-вот! У нас один мальчик в классе, Вовка Конюшников, очень умный, умнее всех, сказал, что это даже хорошо, что, Луна отпала В конце концов, что такое Луна? Мертвое небесное тело, правда? А нам зато достанутся Марс, Венера и разные другие, более интересные планеты Вот это здорово!.

— На Луну тоже, брат, не просто было полететь! — говорит отец, задетый Витькиным пренебрежением к «мертвому небесному телу». — И вообще… трудности будут очень большие. Возьми хотя бы проблему питания стратонавтов. Надо с собой хорошее питание брать. Так? И чтобы горячее было — например, борщ.

— Подумаешь! Никаких борщей не будет. Будут химические таблетки. Ты что — не читал?!

— И борщ в таблетках? И котлеты в таблетках?

— Буквально все-все в таблетках.

— И пирожное тоже в таблетках?

— Тоже! Хотя нет… Пирожные будут так… в живом виде!

— Почему же это борщ в таблетках, а пирожное в живом виде?

— Потому что если пирожные в таблетках, то их незаметным образом можно очень много скушать, а это вредно… при состоянии невесомости. А когда они в живом виде, то съел два-три… от силы — четыре. И будь здоров!

Отец и сын смеются, довольные каждый по-своему полетом своей фантазии.

— И откуда ты, Витька, все это знаешь? — с завистью замечает отец.

— Мне Вовка Конюшников рассказывает. И книжки дает читать — фантастические. Про то, что будет. И про то, чего не будет!

— А чего, например, не будет?

Витька смотрит на отца ясными, очень внимательными, черно-серыми, как у матери, глазами и вдруг спокойно говорит:

— Тебя не будет!

— То есть как это не будет?! В каком смысле?!

— Ой, папа, ну в том смысле, что ты сейчас называешься счетный работник, а счетных работников как раз и не будет! — спешит объяснить отцу свое заявление смущенный Витька. — Все цифры будут считать машины электротонные.

— Электронные, а не электротонные.

— Ну, электронные. Ты что — не читал?!

— Не всё, брат, машины могут сосчитать! — говорит отец с обидой в голосе.

— Нет, всё! Буквально всё. Потому что они на все четыре правила… Вот сейчас ты бухгалтер, а потом бухгалтером будет эта машина. Утром придет монтер — один на целый квартал, — нажмет кнопочку, она и пойдет щелкать — будь здоров! Мне Вовка Конюшников говорил.

— Врет все твой Вовка Конюшников!

— Ничего не врет!

— Врет! — сердится отец. — Один дурачок врет, а другой повторяет. И вот что, Викентий, ну-ка покажи мне свои отметки за неделю!..

Обиженно сопя, Витька идет к своему столику в углу комнаты, достает из ящика дневник и молча подает отцу.

— Так!.. По географии троечку схватил? Поздравляю!.. Ого, по арифметике три с минусом?!

— Это Анна Павловна придралась ко мне за то, что < я кляксу посадил Будто я нарочно посадил. А я не нарочно!..

— Все вы так говорите!. Три с минусом! Позор! А еще на Марс собрался лететь! Отца решил машиной заменить вычислительной!.. Прекрасно! Но я тебя, голубчик, не собираюсь заменять машиной, которая за тебя будет в школу ходить и уроки готовить. Поэтому, цирк сегодня отменяется. Садись и повторяй уроки на завтра!..

— Папа, но ведь я…

— Садись, тебе говорят, и занимайся!

Проходит двадцать минут. Петру Осиповичу надоедает молча лежать и глядеть, как пригорюнившийся Витька с отвращением листает тетради и шелестит страницами учебников за столом.

— Викентий! — зовет он сына. — Витька… Иди сюда!.. Будем мириться!..

— Не пойду!

— Ну иди, иди! Так уж и быть — пойдем вечером в цирк!.. Иди, поговорим о том, что будет и чего не будет.

И снова отец и сын ведут нескончаемый, увлекательный, безумно волнующий обоих разговор. Они порхают с планеты на планету, пересаживаются с межпланетного стратостобуса на высотный вертолет, рвут бананы с пальм, выросших на Северном полюсе, где климат стал как в Африке после того, как Ворожейки-ны — отец и сын построили там семь гигантских электростанций, работающих на термоядерной энергии. Если отец выражает недоверие или улыбается слишком уж подозрительно, Витька гревно краснеет и кричит на него: