Раймон Кено - Зази в метро

Зази уже было начала посмеиваться над хмырем: то-то у него, наверное, рожа вытянулась, когда она смоталась. Но вдруг она поняла, что радоваться, собственно, нечему. Кто-то шел рядом. Можно было даже, не поднимая глаз, догадаться, что это был хмырь, но она их все-таки подняла — ведь всякое бывает, может, это был не он, — но нет, он самый. Казалось, он даже не понял, что случилось что-то особенное, и совершенно спокойно шел рядом.

Зази молчала. Исподлобья она изучала соседа. Они выбрались из сутолоки и шли теперь по улице средней ширины, где встречались в основном порядочные люди с тупыми рожами, отцы семейств, пенсионеры, тетки, прогуливающие своих отпрысков, одним словом, публика, о которой можно было только мечтать. «Дело в шляпе», — прошептал Зазин внутренний голос. И она сделала глубокий вздох, прежде чем бросить свой излюбленный боевой клич: «Спасите! Насилуют!» Но хмырь, как выяснилось, был совсем не так прост. Он злобно вырвал у нее из рук сверток и с большой убедительной силой произнес следующее:

— Как тебе не стыдно, маленькая воровка, только я отвернулся, как ты...

Затем он обратился к мгновенно образовавшейся толпе:

— Ах эти подростки! Посмотрите, что она хотела украсть!

И он потряс свертком над головой.

— Джынзы! — заорал он, что есть мочи. — Эта соплячка хотела спереть у меня американские джынзы.

— Какой кошмар! — прокомментировала какая-то домохозяйка.

— Да, молодежь нынче с дурными наклонностями, — сказала другая.

— Безобразие! — сказала третья, — неужели ей никто не внушил, что частная собственность — это святое?

Хмырь продолжал отчитывать девчонку.

— А что будет, если я тебя в комиссариат отведу? К полицейским? Тебя посадят в тюрьму. В тюрьму. Ты предстанешь перед судом для несовершеннолетних, и в итоге — колония для малолетних преступников. Поскольку суд признает тебя виновной и даст тебе на полную катушку.

Какая-то дама из высшего общества, оказавшаяся в этом захолустье случайно в поисках редких вещиц, соизволила остановиться. Она справилась у черни, по какому поводу вся эта заварушка, и, наконец не без труда поняв в чем дело, решила воззвать к чувству милосердия, которое, быть может, не было чуждо тому странному господину, чьи котелок, черные усы и темные очки, казалось, не вызывали у присутствующих никакого удивления.

— Мсье! — обратилась она к нему. — Пожалейте ее! Она не виновата в том, что ее, быть может, неправильно воспитывали. Наверное, чувство голода толкнуло ее на этот дурной поступок, и не надо слишком, и повторяю, слишком ее за это винить. Вам знакомо чувство голода (пауза), мсье?

— И вы меня об этом спрашиваете! — произнес хмырь с горечью («Даже в кино никто так не сыграет», — подумала Зази). — Меня? Голодал ли я? Я вырос в приюте, мадам...

Толпа содрогнулась в порыве сострадания. Воспользовавшись произведенным впечатлением, хмырь стал проталкиваться вперед, увлекая за собой Зази и причитая с трагическим видом: «Посмотрим, что скажут твои родители».

Когда они немного отошли, он тут же замолчал. Некоторое время они шли молча, потом вдруг хмырь сказал:

— Черт, я зонтик в бистро забыл.

Эти слова были обращены к самому себе, к тому же и произнес их вполголоса, но Зази тут же сделала надлежащие выводы из этого замечания. Нет, это не был растлитель малолеток, выдающий себя за псевдополицейского, это был настоящий полицейский, выдающий себя за псевдорастлителя, выдающего себя за настоящего полицейского. Доказательством тому служило то, что он забыл зонтик. Поскольку этот вывод казался Зази бесспорным, она подумала, что было бы весьма заманчиво и даже остроумно свести дядюшку с полицейским, с настоящим полицейским. Поэтому, когда хмырь заявил, что вопрос нельзя считать закрытым, и спросил, где она живет, она тут же дала адрес.

Результат действительно оказался небезынтересным: когда открывший дверь Габриель воскликнул: «Зази!» — и услышал в ответ веселый голос: «Дядь, это лягавый, он хочет стабойпагаварить», он прислонился к стене и позеленел. Конечно, это могло лишь показаться из-за плохого освещения — ведь в прихожей было темно. Что до хмыря, то он сделал вид, что ничего не заметил. Габриель сказал ему упавшим голосом, так, между прочим: «Входите же».

Итак, они вошли в столовую, где Марселина кинулась к Зази, выказывая величайшую радость по поводу ее возвращения. Габриель сказал ей: «Угости чем-нибудь этого господина», но хмырь дал им понять, что пить ничего не хочет, в отличие от Габриеля, который тут же потребовал, чтоб ему принесли бутылку гранатового сиропа.

По собственной инициативе хмырь сел, в то время как Габриель наливал себе изрядную порцию сиропа, разбавляя его небольшим количеством холодной воды.

— Вы действительно не хотите выпить?

...(Жест.)

Габриель заглотнул тонизирующий напиток, поставил стакан на стол и, вперившись в хмыря, ждал, что будет дальше, но хмырь, казалось, совсем не был настроен вести беседу. Стоя рядом, Зази и Марселина пристально наблюдали за ними.

Это могло бы продлиться очень долго.

Наконец Габриель нашел подходящий сюжет для начала беседы.

— Так, значит, — сказал он так, между прочим. — Так, значит, вы полицейский?

— Ни в коем случае, — воскликнул хмырь самым что ни на есть дружеским тоном. — Я всего лишь ярмарочный торговец.

— Не верь ему, — сказала Зази, — он всего лишь полицейский.

— Вы уж как-нибудь разберитесь сами, — вяло прокомментировал Габриель.

— Малышка шутит, — сказал хмырь с неизменным добродушием. — Меня все знают, у меня кличка Педро-Излишек, по субботам, воскресеньям и понедельникам я торгую на барахолке, раздаю гражданам всякую мелочь, которую оставила после себя американская армия, освобождая нашу территорию.

— Как раздаете, бесплатно? — спросил Габриель с некоторым интересом.

— Шутите! — сказал хмырь. — Я обмениваю вещи на мелкие купюры (пауза). Ваш случай составляет исключение.

— Это вы о чем? — спросил Габриель.

— О том, что малышка (жест) сперла у меня джынзы.

— Если дело только в этом, — сказал Габриель, — то она вам их вернет.

— Ну, гад, — сказала Зази, — он же у меня их забрал.

— В таком случае не понимаю, чем вы недовольны? — спросил Габриель у хмыря.

— Недоволен — и все тут.

— Джынзы-то мои, — сказала Зази. — Это он у меня их спер. Да. К тому же он лягавый. Ты поосторожней с ним, дядя Габриель!

Обеспокоенный Габриель налил себе еще стакан гранатового сиропа.

— Что-то я никак не пойму, — сказал он. — Если вы полицейский, то непонятно, чем вы недовольны, если же вы не полицейский, непонятно, с какой стати вы задаете мне вопросы.

— Прошу прощения, — сказал хмырь, — вопросы задаю не я, а вы.